Утром мне позволили вернуться в свой корпус. Я не пошла на завтрак – все равно ничего нельзя есть из-за поставленного регенерационного. Пришлось пожертвовать индивидуальными баллами, чтобы поставить укол. Иначе нельзя: ожоги это не те травмы, которые сами прекрасно заживают. Вот так я в который раз за практику осталась голодной. Шатаясь от голода, недосыпа и от действия регенерационного, я добрела до номера и сразу направилась в душ. Освежившись, я подошла к инфо-табло: кто-то оставил мне сообщение. Проведя инфо-браслетом над сканером, я прочитала анонимное сообщение:
— Везучий ты парень, Тулл, — сказала я, чувствуя, как за спиной расправляются крылья, рожденные радостью. Слагор всегда за меня заступался, поддерживал, общался со мной, когда другие воротили нос. А «шестерочка» и тактика для орионца – пустяки. Он всех уделает, уверена. Убрав влажные волосы в хвост, я подошла к окну. Пора выходить; курсанты уже собираются у входа в корпус.
Мое вчерашнее исчезновение никого не удивило. Пока мы проходили тактику, за нами приглядывали хауми-охотники. Они же и сообщали, где лежит очередной «паралитик». Так, «паралитиков» оттаскивали к врачу, приводить в чувство, а баллы считались за отобранные «аксессуары» – инфо-браслет и ТПТ. Я так и не поняла, справилась ли наша команда с тактикой, или провалилась. Вальдола, морально уничтоженная после плена, не была способна нормально объясняться. Она стояла поодаль, уставившись в одну точку. Как рассказали парни, Ридд нашел Линду в одной из ловушек, но без «аксессуаров» она считалась побежденной.
Я от самой себя не ожидала, что начну ее жалеть. Линда ужасно относилась ко мне в академии, настраивала против меня курсантов, но на практике она натаскала меня в приемах рукопашной и вела себя достойно. Может, она взяла меня в свою команду, чтобы убедиться, что я не пустышка, нечестным путем попавшая в группу разведчиков?
Если так, то ее мнение обо мне должно поменяться. Ну, посмотрим, что победит – ее орионская гордость или благоразумие.
Солд объявил, у кого сегодня «шестерочка», а у кого – тактика, а остальных отправил зарабатывать индивидуальные баллы.
«Никаких больше индивидуальных баллов, — решила я. — Посплю до обеда, а потом найду Ноури. Нужно извиниться перед котоидом». Поднявшись по лестнице, я встретила в коридоре Насупоню. Лицо веганца исказилось ужасом, он попятился, и исчез за поворотом, проявляя чудеса скорости.
«Даже двухметровые здоровяки начинают меня бояться. Это хорошо или плохо?»
Улыбнувшись, я вошла в номер. Он был завален цветами синих и нежно-розовых оттенков. Насупоня (а кто ж еще?) охапками разложил их на моей кровати, на полу возле, на столиках. Удушающий аромат ударил по рецепторам, вызвал легкую тошноту.
Нашлась и записка, где по-русски было написано:
Видимо, мой романтизм скончался, добитый тренировками, практиками и центаврианами, потому что единственное, что я почувствовала, глядя на цветы – это раздражение. А еще мелькнула мысль о том, как убирать все это безобразие и куда. С чего альбинос решил, что мне так нравятся срезанные цветы? И почему он снова приказал их сюда натаскать? Неужели первый раз ничему не научил? А может, он надо мной издевается?
В номер вернулась Рэй.
— Ого.
— Ага, — кивнула я. — Помоги убрать все это.
Вдвоем мы в два счета собрали цветы, и, соорудив из моей простыни некое подобие мешка, свалили туда все цветы. «Мешок» оттащили к двери.
Рэй улыбнулась:
— Интересно, кто тебя так радует?
— Ты хотела сказать, расстраивает? — хмыкнула я. — В комнате дышать нечем.
Рэй покачала головой, не понимая, как можно не радоваться цветам, и открыла окно – проветрить комнату. Я же оставила запрос на уборку.
Конечно, на запрос явился Насупоня. Ему в обязанности вменялось следить за мной. О, сколько всего выражало его лицо под рыжим пушком! И покорность судьбе, и отчаяние, и желание сбежать…
— Блага вам. Заберите, пожалуйста, это, — я кивнула на цветы.
— Ну оставьте, — умоляюще протянул Насупоня.
— Уберите. А дарителю скажите, что выкинули трупы.
— Какие трупы? — открыл рот веганец, и даже как будто покачнулся.
— Трупы цветов, — объяснила я. — Они росли себе на клумбах, радуя красотой и ароматами, жили, в общем. А их срезали с особой жестокостью, свалили одной грудой, и швырнули мне на кровать. Я росла на ферме и уважаю жизнь в любом проявлении. Мне неприятно, когда убивают цветы. Понимаете?
— Не, — честно ответил веганец.
— Ну ладно. Потом поймете. А пока заберите это.
Тяжело вздохнув, как человек, которому приходится иметь дело с психическими, Насупоня взял простынь-мешок за концы и поволок из комнаты. Когда он вышел, Рэй дала себе волю и рассмеялась:
— Трупы?
— Цветы убили, значит теперь это трупы. А тот, кто приказал их сюда притащить – убийца и извращенец.