Курсантки

Чего спрашивается дрожали. Проехал тот танк, куда ж ему деваться. Водитель натаскан на то чтоб проезжать. Поднимаемся на локти, группируемся и кидаем в след учебную гранату. Все прошли через это кроме Натки и Маринки. Они вечно попадают в какие-нибудь передряги. Натка обняв колени руками, тупо сверля носки берец, бормотала:- «Этого не случиться, потому что не случиться никогда». Похоже, в ней что-то чикнуло и хозяйничал страх. Случается, когда это мощное чувство берёт тебя всю в оборот, ты отключаешься. Я помнила, как после первых занятий дзюдо боялась падений и боли. Боялась идти в зал. Подходить к матам. Измаявшись, решила всё бросить. Нас научили падать и преодолевать себя. Что-то подобное происходило и с Наткой. Её сковал страх перед ползущей на неё громадиной. Объяснить и вытащить её из этого транса, было невозможно. Я ж нашла для себя выход. Адреналин в крови зашкаливал. Но надоело бояться. Сколько можно, в конце концов! Целый год только этим и занимаемся. Мы что, хуже парней! Два раза не умирают. Уткнувшись носом в землю, закрыла глаза. Такое себе: ничего не вижу, ничего не слышу. Открыла я их, когда чудище это прогрохотало надо мной. Гранату я от разбега чувств кинуть забыла и луканула её по подсказке. Так сказать воспользовалась помощью из зала… Но мне защитали. Девчонки поздравляют. Я скромно молчу. Такие игры мне не совсем нравятся, но куда деваться: назвался груздем, плети для себя кузов. Большинство девчонок таких же, как я в армии случайных. Воодушевлённых на войну бойцыц по пальцам можно пересчитать. Им, конечно, флаг в руки, а нам помогай Бог. Так что всё нормально, мы не хуже и не лучше других. А с Наткой и Маринкой гепс. Натка каждый раз выскакивала перед самым носом танка и бежала прочь, а на Маринку отказывался ехать водитель танка. Её то голова, то попа торчали выше проходимости танка. Обстановка накалилась до предела, преподаватели центра кипишевали. Вся надежда была на взводного и курсового. Они как ни как люди разумные, ответственные. Их зачем над нами поставили. Пусть думают, как выкручиваться. Не в первый раз чай. С их опытом раз чихнуть, всё расставить по своим местам. Пусть чихают. Натка клятвенно обещала прилипнуть к месту, но по мере приближения гусениц опять задёргалась. Но на этот раз сильные руки обняв, пригвоздили её к земле, а туловище оказалось под чьей-то тяжестью. Она попробовала рассмотреть кто так своевольничает, но тут наехавший танк накрыл их и она, не успев напугаться, заплющила глаза, а когда яркий свет открыл их, то почувствовала, что лежит на чьём-то животе и этот кто-то заводя её руку, чем-то кидает в след танка. Её осеняет, что вся эта жуть каким — то чудом закончилась. И как подтверждение этого слышится: — «Ура!» Это вопят девчонки. Но сил пошелохнуться самой нет. Потом эти же руки опускают её на землю и она видит над собой сосредоточенное лицо взводного.

— За какие грехи мне всё это, — бормочет он в своём репертуаре и под аплодисменты курса поднимается.

Все бегут туда, где застыла, ожидая свой черёд, Маринка. Дружно пожелав ей ни пуха ни пера, и получив её посул к чёрту, ждут. Даже поплевали и постучали. В общем, всё как положено. Приготовились к победе. Но здесь не так просто. Водитель, не поддаваясь уговорам, отказывается с ней работать.

— Я кормить вшей в тюряге не хочу, — упирается он.

Подошедший начальник курса о чём-то шепчется с офицерами. Потом идёт к хихикающей Маринке свято надеющейся, что ей сойдёт всё и так. Но курсовой непоколебим. Он ложится за ней, крепко обхватив ноги. Ведя непрерывный контроль, шлёпает звонко ладонью попеременно по заду и голове.

— Теперь сдаст, — важно и со знанием дела заявляет рядом с нами старшина.

Кто б сомневался при такой мощной поддержке и кураторе.

— Скорее бы уж. Задолбались на таком пекле. — Ворчит Ленка, поливая себя из фляги водой.

Наконец-то мучения закончились. Нас построили, объявили «зачёт», Маринке и Натке с минусом, и распустили. Свободны! Повеселевшие офицеры, возбуждённо переговариваясь, пошли покурить и отдохнуть от нас. А мы отправились в летний душ. Ребят в корпусе не переждёшь, а очередь воины не уступят. Но мы смекнули, что в сторонке, на весёленькой полянке среди деревьев и малинника, есть такая себе экзотика — летний душ. Всё прилично: раздевалка, десять кабин. Правда, нет крыши, но с самолёта нас не разглядишь. Не задумываясь, отправились туда. С шумом разделись и айда купаться. Это даже романтичнее. Маринка, сказала примерно это же и взмахом точёной ручки показала на голубое небо, но тут завизжала Наташка, тыча пальцем на деревья. Я сначала подумала, что она свихнулась от мордования её танком, но потом проследила за её рукой и тут же присела прилипнув к стене. Среди ветвей сверкали биноклями солдаты. Нас рассматривали, причём в упор и вооружённым глазом. Какое нахальство! Кто посмел? Мы кинулись к полотенцам. К Наташкиному визгу присовокупилась сирена Лены. Засуетились и другие. За стенами послышался топот. В дверь забарабанили. Бас Тарасова загудел:

— Эй, барышни, что у вас. Курсант Кучер что случилось?