Курсив мой

В то время я уже ходила по утрам к миссис Тум, а вечерами читала книги из библиотеки: романы, критику, историю, философию, антропологию, психологию… Успех в новом языке, как известно, бывает ступенчатым: неделю – ничего, и вдруг – толчок и тебя выталкивает из тупости и рассеянности в понимание и овладение новыми формами. Так было и со мной.

Миссис Тум искала секретаршу, но не совсем обычную. Она искала секретаршу для своей личной корреспонденции. Переписку она вела на четырех языках, и среди людей, которым она писала, были Альберт Швейцер, Гарри Купер, два сенатора, Фуртвенглер, нобелевский лауреат по ядерной физике, вдова известного французского философа и какой-то русский изобретатель, живший в Лондоне. Она спросила меня, могу ли я печатать на французской машинке? – Могу, – ответила я. – А на русской? – Тоже могу. Она удивилась и обрадовалась, потому что до этого не знала никого, кто бы мог печатать на русской машинке. Машинка была немедленно куплена. “А как насчет немецкой машинки?” Подумав немного, я сказала, что и это возможно, если она мне сначала продиктует письмо. Об английской она не спросила, решив, что я не могу же не знать таких простых вещей. В первый же день мне попалось среди других бумаг письмо Швейцера, где он благодарил миссис Тум за присылку крупной денежной суммы на перекрытие одного из бараков для прокаженных. Это был барак, которым, как я поняла, миссис Тум специально занималась. Теперь вместо соломы положили железо. Миссис Тум только что вернулась из Африки и не могла примириться с тем, что этот барак крыт соломой.

На второй неделе пришел фотограф, который принес ей три катушки проявленных снимков, снятых ею в Ламбарене. Я помогла установить экран, окна занавесили, и мы сели с ней смотреть фильм – она беспокоилась, все ли в порядке. Но оказалось, что фотограф нечаянно вклеил в ее ленту какого-то чужого слона.

– Откуда вы взяли этого слона? Из чужой катушки? Львы – мои, бизоны – мои, а слона у меня не было. Уберите слона. Отдайте его тому, кому он принадлежит. Мне чужие слоны не нужны.

Прокаженные. Швейцер. Она с прокаженными. Она со Швейцером. Я спросила, как она доехала до них. Был ли у нее автомобиль или самолет?

– Прилетела в Африку, взяла такси и доехала, – сказала она.

На третьей неделе в гости к ней пришли ее внуки. Курносенькие, бледные, они сказали: “Здравствуйте, бабушка” – и остановились в дверях, копая в носу.

– А! – сказала она. – Вы завтракали?

– Да, но мы голодные, – ответили внуки.

– Раз вы завтракали, вы не голодные, – сказала бабушка. – Мы поедем сейчас смотреть Эмпайр Стэйт Билдинг. – Она пояснила мне, что полтора года тому назад она обещала их сводить туда, но все не было времени.

– Мы голодные, – повторили внуки.

Я отложила письмо, которое печатала (Фуртвенглеру, подтверждавшее обещание какой-то стипендии молодому флейтисту), и спросила, не могла ли бы я дать им по стакану молока и по булочке?

– Никаких булочек. Они все врут. Я поведу их теперь на Эмпайр Стэйт Билдинг.

И они ушли. А когда они вернулись и я спросила мальчиков, получили ли они удовольствие (сама я туда ходила раза три и глаз не могла оторвать от нью-йоркского горизонта), они ответили:

– Нет, не получили, потому что мы были голодные.

Миссис Тум мною была довольна. Русскому изобретателю я сочиняла письма сама, на новеньком “Гермесе”:

Уважаемый Семен Петрович!

Сумма, которую Вы с меня требуете для Ваших опытов по очищению морской воды от соли, слишком велика. Я посылаю Вам сегодня (через банк) ровно половину. Что касается залежей марганца на Северном полюсе, то для этой экспедиции необходимо заручиться согласием канадского правительства: я в конце месяца буду в Оттаве и там постараюсь переговорить с премьер-министром о Вашем проекте…

– А он не жулик?

– Он – мой старый друг, – возмущенно ответила она.

– Не премьер-министр, а Семен Петрович.

– Не думаю. – Наступило молчание.

– Какие красивые имена у вас, у русских, – сказала она мечтательно. – Семен Петрович! Прелестно!

Семен Петрович писал ей письма от руки, писарским почерком, называя ее “высокочтимой мадам”. Я однажды намекнула, что было бы хорошо, если б он прислал свою карточку – по фотографии мы могли бы наверное составить себе мнение об этом человеке, который начинал меня беспокоить.

– Как вы самоуверенны! – сказала миссис Тум. – Уж не считаете ли вы себя физиономисткой? Думаете по фотографии узнать характер человека?

Я стала выражаться осторожнее, когда дело касалось Семена Петровича. Но постепенно я начала замечать, что миссис Тум беспокоит что-то. Наконец состоялся следующий разговор:

– А по-итальянски вы можете?

Я думала несколько секунд и решила ответить правду: