Курская битва. Хроника, факты, люди. В 2 кн. Книга 2

«Они были истощены, — говорит он о пленных красноармейцах, — и обращались ко мне с различными просьбами. Чаще всего они просили кушать, и я тайком бросал им куски хлеба, картошку и другую пищу, которую мог достать в кладовой. Я сам пробыл в немецком плену 8 месяцев и понимал их положение. Однажды (не помню точно, было ли это в августе или в сентябре 1942 г.), 19-летний русский пленный просил у меня поесть. Я сказал ему: “Когда останетесь дома, поймайте курицу, выкопайте картошку и варите суп”. Затем я повел пленных на работу, а юношу оставил с тремя его товарищами дома. Он последовал моему совету. Это стало известно немецкому инспектору, который прислал двух полицейских. На вопрос одного из них: “Кто поймал курицу?” — юноша вышел вперед и сознался. Его спросили: “Что с тобой делать?” Он ответил: “Что хотите”. Полицейский здесь же его застрелил. Через полтора месяца пленные обратились ко мне с просьбой дать им покушать. Я отправился ночью с двумя из них в поле за картофелем. Об этом кто-то доложил начальству. Через два дня мне сказали: “Ты такой же, как они”. Я был отправлен на фронт». По этому рассказу можно заподозрить Ленговского в желании обеспечить себе хорошее обращение у нас в плену. Обратимся к более объективному источнику. Крестьянин из названного хутора Александр Александрович Шевкопляс рассказывает, как немцы кормили пленных, работавших вблизи хутора на железной дороге. Им давали по кружке семечек, перемешанных с просом. Когда один пленный, которого от этой пищи мучила жажда, наклонился к речке попить, немецкий солдат стукнул его прикладом по голове так, что он остался лежать. Шевкопляс рассказывает, как изголодавшихся пленных били прикладом или толстой палкой «як скотыняку» за то, что они просили кушать. Этой же палкой били тех крестьян, которые пытались дать пленным что-нибудь поесть.

8.

Вопрос об отношении немецких солдат к нашему плену и к советской пропаганде достаточно освещен в нашем июльском обзоре. В настоящем докладе можно лишь прибавить несколько дополнительных замечаний. Немало солдат признаются откровенно, что в плен сдались потому, что бесполезно было искать другого выхода. На этот случай они не забывают запастись даже листовкой. «Я, — говорит пленный фельдфебель Гельмут Гайн, — хранил в кармане русские листовки, хотя сдаваться в плен никогда не мечтал». Другие просто заявляют, что пошли в плен, прежде всего потому, что листовки наши обещают хорошо кормить. В вопросе действенности листовок солдаты высказывают много различных мнений. Отборный фашист Вилли Даннэр заявляет с усмешкой, что «они примитивны и влияния на солдат не оказывают».

Влияние наших листовок бесспорно велико, но было бы вредно упускать из внимания большое противодействие, которое оказывают в германской армии нашей пропаганде. Во-первых, применяются всевозможные физические препятствия к сдаче в плен. Солдат Гостфишер из эсэсовской дивизии «Дас Рейх» говорит о большом влиянии наших листовок на рядовых солдат. Но он отмечает, что офицеры хорошо следят за тем, чтобы солдаты не переходили в плен. Во-вторых, против наших листовок ведется большая контрпропаганда. Ленговский сообщает, что не только немецкие, но даже польские солдаты, верят в то, что русские мучают и убивают пленных. «Если бы знали правду, — говорит Ленговский, — то пленных было бы очень много, а поляки пришли бы к нам все. Я один из немногих, которые в этом вопросе не верили немецкой пропаганде».

«Ваши листовки, — говорит Рудольф Гольноф, — солдаты читают. Все было бы хорошо и солдаты стремились бы в плен, но офицеры им всегда говорили: “То, что вам обещают в плену — все ложь: хорошего обращения не будет, а будет расстрел после допроса. А если попадете в лагерь, то будете работать как черти, голодать как собаки, пока не подохнете”.

Другой пленный обер-ефрейтор из 34-го корпусного отряда связи 3-го танкового корпуса Станислав Зубер показывает: «Я читал иллюстрированную листовку со стихотворением “Помни о своем ребенке” и вспомнил о своих детях. Также я подумал о том, кто их без меня прокормит. Большинство солдат из моей роты — молодые холостяки. Их эта листовка меньше интересовала. Вообще же немецкие офицеры говорят, что нас всех без исключения — перебежчик или нет — после допроса расстреляют. Поэтому многие не верят вашим листовкам».

Об отношении к нашему плену радист из отряда связи 255-й пехотной дивизии обер-ефрейтор Гергардт высказывается так: