Однако Ватутин явно переоценивал ограниченные успехи 6-й армии, считал, что сопротивление врага скоро будет сломлено, и направлял соответствующие доклады в Ставку. В таком же заблуждении находился командующий Воронежским фронтом генерал Филипп Голиков. В связи с этим в Ставке полагали, что предпринятые наступательные операции развиваются планомерно, и 8 февраля Юго-Западному фронту была дана директива: не допустить отхода противника на Днепропетровск, Запорожье, оттеснить его донецкую группировку в Крым и блокировать там. Воронежский фронт получил задачу развивать наступление правым флангом на Львов, Глухов, Чернигов, левым флангом – на Полтаву, Кременчуг. Как отмечает маршал Василевский[630]
, Ставка и Генеральный штаб Красной армии допустили такую же ошибку, как и командующие Юго-Западным и Воронежским фронтами, считая противника разбитым, поэтому не только согласились с предложениями по развитию наступления, но своими директивами Ставка даже расширила наступательные планы фронтов, хотя никаких мероприятий по усилению их войск не предпринималось.Выполняя указания Ставки, Ватутин бросил к переправам через Днепр не только 6-ю армию, но и весь резерв фронта – 25-й и 1-й гвардейский танковые корпуса. Их передовые части 18–19 февраля достигли Днепропетровска и Запорожья и начали готовиться к форсированию Днепра, но решить эту задачу им уже не удалось – не хватило горючего, а главное, 19 февраля неожиданно началось контрнаступление группы армий «Юг». Причем командование Юго-Западного фронта предполагало возможность столкновения с сильными неприятельскими резервами в районе Днепропетровска и даже предупреждало об этом нижестоящие штабы, но оно по-своему толковало данные о возрастающем сопротивлении противника и сообщения из 6-й армии о появлении его новых частей. Ватутин объяснял все это в рамках собственной версии об отходе немецких войск, не изменив мнения даже 21 февраля, когда стало совершенно очевидным наступление нескольких дивизий СС. В указаниях, переданных в тот день командующему подвижной группой генералу Маркиану Попову, недвусмысленно говорилось: «Создавшаяся обстановка, когда противник всемерно спешит отвести свои войска из Донбасса за Днепр, требует решительных действий».
Штеменко удивляется, как это Ватутин – человек, безусловно, осмотрительный и всегда уделявший должное внимание разведке противника, в этот раз так долго не мог оценить размеры опасности, возникшей перед фронтом. Объяснить такое, по мнению Штеменко, можно лишь чрезвычайной убежденностью Ватутина в том, что враг уже не в состоянии собрать силы для решительных действий, хотя в действительности до этого было еще далеко. Поскольку на реке Миус советские войска были остановлены, противник успел перегруппировать свои силы юго-западнее Харькова и к 19 февраля создал две ударные группировки: одну в районе Краснограда в составе танковых дивизий войск СС «Мертвая голова», «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер», «Рейх»; другую южнее и юго-западнее Красноармейского из состава соединений 1-й и 4-й танковых армий. Удары семи танковых и моторизованных дивизий во фланги и тыл 6-й армии и группы генерала Попова вынудили их с тяжелыми боями отходить к югу от Харькова и на Барвенково, а затем отступить за Северский Донец. Ставка потребовала от Воронежского фронта оказания помощи Юго-Западному фронту, поэтому 69-я общевойсковая и 3-я танковая армии были повернуты на юг, но и они оказались не в состоянии противостоять сосредоточенному удару противника.
К 4 марта войска группы армий «Юг» перегруппировались и начали осуществление глубокого удара на Харьков, Белгород.