Курская битва. Огненная дуга

— Голова кругом идёт, то одно, то другое, — приглушённым голосом промолвил Попов. — В два часа ночи звонил по ВЧ заместитель начальника Генштаба генерал Антонов: как, мол, обстановка на фронте, нельзя ли ускорить продвижение войск?..

— Чего вдруг? — удивился Казаков. — На Орловском направлении немцы соорудили такую сильную оборону, что впору по ней бить из орудий. Я хорошо там всё видел и не могу упрекнуть генералов Горбатова и Колпакчи в чём-либо. Танков-то у них в избытке нет? А руководство вермахта бросает туда самые сильные соединения, их авиация господствует в небе...

— В таком духе я всё и объяснил Антонову. — Попов неуклюже передёрнул плечами, взял папиросу и хотел закурить, но тут же бросил её на стол. — Хорошо ещё, что Верховный пошёл мне навстречу и направил на фронт танковую армию генерала Рыбалко, не то бы до сих пор войска двигались черепашьим шагом. — Попов посмотрел на Казакова. — А я, честно признаться, переживал за тебя. Думаю, ринется в какое-нибудь пекло и схлопочет вражью пулю. Ты же, Михаил Ильич, горяч в сложной ситуации. Мне даже пожаловался генерал Колпакчи, когда ты ходил с ним по передовой. Говорит: «Я иду по окопу согнувшись, а Казаков идёт едва ли не строевым шагом и в полный рост!..»

Генерал Попов засмеялся, щуря серые глаза.

«Он такой, Михаил Ильич, всё ему нипочём, как будто сделан из железа. — На минуту командующий задумался. — Но то, как он ведёт себя с бойцами и командирами, мне нравится. Просто и по-человечески может поговорить с каждым, не горячится, да и начальство он знает, о чём спросить и что сказать ему...»

(В начале Отечественной войны М. И. Казаков был генерал-майором и исполнял должность начальника штаба 53-й Отдельной армии, с января 1942 года начальник штаба Брянского, затем Воронежского фронтов, а с февраля сорок третьего командовал 69-й армией, был помощником командующего Резервным фронтом, в июле сорок третьего был назначен заместителем командующего Брянским фронтом. В 1955 году стал генералом армии. В 1978 году М. И. Казакову было присвоено высокое звание Героя Советского Союза. — А. 3.).

Глава третья

Помощник Сталина генерал Поскрёбышев сидел в своей уютной комнате, находившейся в приёмной вождя, и пил чай. День был какой-то суматошный, то и дело его вызывал Хозяин, давал одно поручение за другим, и так до самого вечера. Александр Николаевич не мог даже пообедать вовремя.

С утра у Сталина было совещание, в котором приняли участие Лаврентий Берия, Анастас Микоян, Лазарь Каганович, ответственные работники ЦК партии, некоторые наркомы. Едва оно закончилось, как на приём к Верховному прибыли нарком танковой промышленности Малышев и командующий бронетанковыми и механизированными войсками Красной армии Федоренко.

Поздоровавшись с Поскрёбышевым, Малышев улыбнулся.

— Хозяин у себя?

— Да, он ждёт вас. Проходите, пожалуйста...

Малышев и Федоренко вошли в кабинет вождя. Сталин встал, поздоровался с ними и усадил за стол.

— Я пригласил вас, чтобы ознакомить с одним документом. — Он раскрыл папку и вынул из неё листок. — Это рапорт командарма 5-й гвардейской танковой генерала Ротмистрова на имя моего заместителя маршала Жукова. Товарищ Жуков прочёл рапорт командарма и передал его мне. Добавлю, что сейчас идут ожесточённые бои на Курском направлении и генерал Ротмистров не покидает огневые рубежи. Его танки сражаются против фашистов. Так что в деловых качествах командарма можно не сомневаться...

— А мы с Яковом Николаевичем Федоренко в Ротмистрове не сомневаемся, — подал голос Малышев, воспользовавшись паузой в речи Верховного.

— Павел Алексеевич из поколения храбрых и отважных, — добавил генерал Федоренко.

А сам он уже невольно подумал, не на него ли пожаловался Ротмистров, с которым на днях состоялся телефонный разговор о том, как сражаются наши танкисты. Федоренко покритиковал Ротмистрова за то, что тот слабо учит молодых танкистов владеть танковым оружием. На это командарм с обидой в голосе ответил: «Учить-то ребят некогда. Вы знаете, Яков Николаевич, я из боя выхожу на короткое время, а потом снова в бой! А в сражении под Прохоровкой я ожидал, что мой танк фрицы сожгут, но обошлось...»

Сталин сделал паузу и вновь заговорил:

— Вот этот рапорт генерала Ротмистрова. — Он развернул вдвое сложенный листок. — Не стану утруждать вас чтением его, но один абзац послушайте: «Я как ярый патриот танковых войск, — пишет Ротмистров, — прошу Вас, товарищ маршал Советского Союза, сломать консерватизм и зазнайство наших танковых конструкторов и со всей остротой поставить вопрос о массовом выпуске уже к зиме 1943 года новых танков, превосходящих по своим боевым качествам и конструкторскому оформлению ныне существующие немецкие танки». Ну, что скажете?

— Смелое заявление, но так ли это на самом деле? — высказал сомнение нарком Малышев. — Конечно, наши танки имеют конструктивные недоработки, но это мелочи, и раздувать их негоже.

Сталин с огорчением произнёс:

— Поначалу у меня тоже возникла такая мысль, но прочёл рапорт, и мои сомнения рассеялись.