Курская битва. Огненная дуга

День угасал. В небе уже загорелись первые звёзды. На память Ватутину пришли чьи-то поэтические слова: «Звёзды гаснут на рассвете...» Но до рассвета ещё ох как далеко! А сумерки сгущались. Темнота расплескалась вокруг, окутывала всё окрест. Далеко в поле, где в окопах находились бойцы, было тихо и мирно. Но Николай Фёдорович знал, что на днях над этим полем поднимется свинцовый ураган, и в этом урагане надо выстоять, надо победить врага!.. Его мысли нарушил адъютант:

— Товарищ командующий, что-то приболел член Военного совета Хрущёв.

— Что с ним? — спросил Ватутин. — На Военном совете он чувствовал себя прекрасно. Нужно зайти к нему.

Хрущёв лежал на койке. Увидев командующего, он кисло улыбнулся, хотел было подняться, но Ватутин сказал:

— Лежи, лежи, Никита Сергеевич. Коль захворал, следует лечиться.

— Живот что-то побаливает... Видно, отравился. Вчера, когда уезжал от танкистов из 5-й гвардейской армии Ротмистрова, ребята угостили парным молоком. Оно было слегка кислое, вот и дало себя знать. Но я уже иду на поправку... — Член Военного совета с минуту помолчал. — Вчера ты, Николай Фёдорович, на Военном совете сделал блестящий доклад, и главное, он был самокритичным. Я с интересом прослушал твои размышления о том, как всем нам дальше вести работу, чтобы наносить мощные удары по врагу, гнать и гнать его с нашей советской земли.

— Гнать будем, Никита Сергеевич, хотя и тяжко придётся. Верховный требует от нас наступать и наступать!

— Ты будешь сегодня звонить Сталину? — спросил Хрущёв.

— Ещё не решил, а что?

— Скажи ему, что я хочу дня на два слетать в Москву: что-то жена приболела. Пусть даст разрешение. Ты, надеюсь, не возражаешь, если я на пару деньков отлучусь?

— Только бы Верховный тебе разрешил... Ну, я пошёл к себе, на столе гора всяких бумаг, нужно в них разобраться. А ты, как поправишься, зайди ко мне. Вместе и позвоним Верховному.

— Добро, Николай Фёдорович...

Тёплым августовским днём 1943 года, когда бои на Курском направлении всё ещё продолжались, нарком Военно-морского флота адмирал Кузнецов вернулся в Москву из командировки в Сталинград и Саратов, куда его направила Ставка Верховного главнокомандования. Самолёт совершил посадку в столице на Центральном аэродроме. Здесь Кузнецова встречал его заместитель по кораблестроению и вооружению. Николай Герасимович вышел из самолёта и, ощутив под ногами асфальт, подумал: «Тут земля, а не палуба корабля на Волге, где меня чертовски бросало на зыбких волнах». А вот и адмирал Галлер. Он поспешно подошёл к наркому с щедрой улыбкой на смугловатом лице и, приняв стойку «смирно», скрипучим голосом произнёс:

— Здравия желаю, товарищ народный комиссар!

— И я вам желаю здравия, Лев Михайлович! — Кузнецов тепло пожал ему руку. — Как дела, что у вас нового?

Адмирал Галлер служил на военном флоте давно, плавал едва ли не на всех флотах и флотилиях. Кузнецов уважал своего заместителя как истинного моряка, сердце которого, по его же словам, «не обросло на море ракушками».

Они сели в машину и направились в наркомат ВМФ. Галлер известил, что звонил Поскрёбышев, спрашивал наркома ВМФ.

— Я сказал, что вы ещё где-то на Волге и должны быть завтра к обеду. «Он вам нужен, Александр Николаевич?» — спросил я. «Товарищу Сталину, а зачем — нам не дано знать», — сухо ответил Поскрёбышев, и в его голосе прозвучали сердитые ноты.

— Понимаю, — веско произнёс Николай Герасимович.

В кабинете было душно. Кузнецов разделся, открыл форточку, затем позвонил по кремлёвской вертушке Поскрёбышеву.

— Это я, Кузнецов, Александр Николаевич, только что вернулся с Волжской военной флотилии.

— Наконец-то прибыл наш главный моряк! — воскликнул генерал. — Как вас величает супруга — «рыцарь моря»?

— Это она так... — смутился Кузнецов. — Чего не придумают женщины!..

— Не скажите, Николай Герасимович, — мягко возразил Поскрёбышев. — Она метко нарекла вас, потому как свою жизнь вы посвятили флоту... Ладно, моряк, теперь о деле. Иосиф вас требует. Сейчас у него идёт совещание, и он велел не беспокоить его, но оно скоро закончится.

— Я с утра ничего в рот не брал, хотел бы перекусить.

— Добро, моряк! Полчаса у вас есть.

— А Жуков и Василевский здесь? — спохватился Кузнецов.

— Они на фронтах, Николай Герасимович, правда, звонят Верховному частенько...

«Кажется, и мне придётся отчитываться, что сделал на флотилии и как она живёт», — невесело подумал Кузнецов и тут же позвонил домой. Трубку взяла жена, Вера Николаевна. Голос у неё звонкий, как горный ручеёк.

— Коля, ты? — спросила она.

Кузнецов почувствовал, как забилось сердце.

— Я, Верунчик, а кто же? Только что прилетел, — выдохнул он в телефонную трубку.

— А почему домой не заехал, небось голоден? — Ему почудилась в её голосе насмешка, но когда она заговорила снова, он понял, что это не так — она просто волновалась и никак не могла скрыть это. — Я приготовила шикарный обед: твои любимые котлеты и украинский борщ с курицей. Ну, садись в машину и домой, а?

— Не могу, Верунчик, меня ждёт Хозяин. Извини, но так случилось. Дома всё хорошо?