Курская битва. Огненная дуга

Вернулся отец домой вечером, и, когда сели пить чай, он вдруг протянул ей письмо от Павла.

— Пришло на прошлой неделе, положил в портфель и совсем забыл о нём. Ты, дочка, не серчай, закрутился на заводе.

Лицо у Люси стало строгим и каким-то неприступным. В голове пронеслось: «Я уже чужая ему...» Холодно спросила:

— Как ты мог, папа? Я так ждала это письмо...

— Понимаешь, у нас план горит, вот я и кручусь. — И отец с металлическим оттенком в голосе осведомился: — Чем он тебе приглянулся, этот Павел? Таких, как он, пруд пруди. А есть и лучше его. И потом, если он любит тебя, почему не увёз с собой?

Люся едва не заплакала, её лицо потускнело, в груди стало горячо.

Весь день Люся просидела в своей комнате, а когда отец куда-то ушёл, ей вроде бы полегчало, и она, одевшись, решила сходить на почту, чтобы заказать переговоры с Павлом. Ох эти мучения! Скорее бы уехать из дома, она была уверена, что там, где учится её добрый, милый Павел, ей будет спокойнее. Ещё раз прочла письмо мужа, и его слова: «Мне тут без тебя до боли тяжко, быстрее приезжай, жду с нетерпением» — всколыхнули всё её существо. Она мысленно сказала отцу: «Я уеду к Павлу, меня здесь ты не увидишь, а если вдруг приеду, то на очень короткое время, да и то к маме. Лишь бы она поправилась».

Неожиданно зазвонил телефон. Люся так и застыла у двери. Неужели отец? А телефон тревожно гудел. Она перевела дыхание и взяла трубку.

— Вам звонит врач из больницы, — забасила трубка. — С кем я говорю, с Люсей?

— Да, это я, — растерянно отозвалась она.

Врач сообщил, что сегодня утром Надежде Васильевне сделали операцию, но ей стало плохо, она теряла сознание.

— Просит вас и отца прийти к ней в палату. Сможете?..

— Сейчас? — уточнила Люся.

— Да, и как можно скорее...

В эту ночь мама умерла. Люся даже не успела проститься с ней и от этого мучилась, ругала себя за то, что перед операцией не навестила её. Хуже того, оказалось, что и отец не был у неё. Люся беззвучно плакала в палате, откуда увезли умершую, а медсестра, полная пожилая женщина, убирала койку, на которой лежала мать, и приговаривала:

— Поплачь, дочка, поплачь, и легче станет...

Люся подняла лицо, вытерла слёзы.

— Скажите, что сказала мама? — тихо спросила она медсестру.

— Очень ждала вас... Чувствовала, что умирает, просила передать, чтобы сразу же после похорон ты ехала к мужу в Самарканд, мол, муж и жена должны жить вместе и в согласии. — Медсестра передохнула. — И ещё сказала, чтобы вы похоронили её рядом с бабушкой...

Люся душила в себе боль, глухо, сквозь сдерживаемые рыдания говорила:

— И как же это я не пришла к маме...

— Погоди, я кое-что забыла... — Медсестра вышла из палаты и вернулась через несколько минут. — Вот велела тебе передать своё обручальное кольцо и золотые серёжки. Серёжки, сказывала, чтобы ты носила, как, значит, память о ней, а кольцо отдать отцу. А вот зачем, не молвила, а я и сама в толк не возьму...

«Видно, знала мама, что отец давно изменяет ей», — подумала Люся, ощущая тугие удары сердца.

Вышла она из больницы поздно ночью, уставшая и обессиленная. Холодный воздух пахнул в лицо и вмиг освежил её. Слёзы щипали глаза, горько пахло прелой травой. С речки подул ветер, где-то на воде закрякал селезень, и вновь стало тихо. С неба глядел белый глазок луны...

Наконец Люся добралась до дома. Дверь ей открыл отец.

— Где ты была, дочка? — сухо, с обидой в голосе спросил он. — У меня всякие чёрные мысли появились... раздевайся, а то уже поздно. Садись к столу, я принесу тебе чай с лимоном.

Она отдышалась, глухо выдавила:

— Я из больницы... Мама умерла... — И громко зарыдала.

После похорон матери Люся собрала чемодан и заявила отцу, что уезжает к мужу. Он был обижен тем, что она не посоветовалась с ним, о чём ей прямо и заявил:

— Ты мне дочь, и я очень волнуюсь, как там у тебя пойдёт жизнь...

Она жёстко прервала его:

— Обо мне теперь есть кому заботиться, так что подумай лучше о своей... Ане.

Отец отвёл глаза в сторону, едва слышно промолвил:

— Ты уезжаешь, а что я буду делать один в четырёх стенах? — И после недолгой, но томительной паузы продолжил: — Аня очень отзывчивая женщина, ты ей понравилась... Знаешь, когда нас постигло горе, она тоже плакала.

Люся зло усмехнулась.

— Это она для виду, а сама-то, видно, обрадовалась, что теперь ты свободен. — Она передохнула. — Ты предал маму. И меня тоже!

У отца почернело лицо, задёргались веки.

— Ты что такое говоришь? Да как ты смеешь?! — Голос его звучал как туго натянутая струна. — Ты... ты желаешь мне зла, а не добра, и я удивлён...

Он не договорил, увидев, как Люся подняла с пола чемодан и решительно шагнула к двери. Отец поспешил к ней, хотел было задержать её.

— Доченька, ты прости... Доченька, я тебя провожу, только оденусь...

Но Люся оттолкнула его и молча вышла во двор...

В Самарканде она мучилась, хотела написать отцу письмо, но всё откладывала — не могла простить ему тот памятный вечер, когда мать после тяжёлой операции ждала его, а он так и не пришёл. Когда однажды она обо всем рассказала Павлу, тот с усмешкой заметил: