Курская великая битва (01.06.1943 – 31.07.1943). Часть 1

Белая ночь (Волховский фронт)

Средь облаков, над Ладогой просторной,

   Как дым болот,
Как давний сон, чугунный и узорный,
   Он вновь встает.
Рождается таинственно и ново,
   Пронзен зарей,
Из облаков, из дыма рокового
   Он, город мой.
Все те же в нем и улицы, и парки,
   И строй колонн,
Но между них рассеян свет неяркий –
   Ни явь, ни сон.
Его лицо обожжено блокады
   Сухим огнем,
И отблеск дней, когда рвались снаряды,
   Лежит на нем.
……………………………
Все возвратится: Островов прохлада,
   Колонны, львы,
Знамена шествий, майский шелк парада
   И синь Невы.
И мы пройдем в такой же вечер кроткий
   Вдоль тех оград
Взглянуть на шпиль, на кружево решетки,
   На Летний сад.
И вновь заря уронит отблеск алый,
   Совсем вот так,
В седой гранит, в белесые каналы,
   В прозрачный мрак.
О город мой! Сквозь все тревоги боя,
   Сквозь жар мечты,
Отлитым в бронзе с профилем героя
   Мне снишься ты!
Я счастлив тем, что в грозовые годы
   Я был с тобой,
Что мог отдать заре твоей свободы
   Весь голос мой.
Я счастлив тем, что в пламени суровом,
   В дыму блокад,
Сам защищал – и пулею и словом –
   Мой Ленинград.

Из дневника руководителя партизанского движения генерал-майора С. А. Ковпака: «29 июня 1943 г. Сегодня форсируем железную дорогу Луцк – Здолбунов. По дороге сильное движение вражеских эшелонов, в сутки проходит до 40 эшелонов с живой силой и техникой.

Для того чтобы не допустить эшелона с живой силой и избежать боя при переезде железной дороги обозом, высылаю диверсионные группы направо и налево от переезда, которые в 23.00 должны во что бы то ни стало заминировать оба пути железнодорожного полотна.

На западную часть посылаю минера Давыдовича и помощников ему Валитова, Олейника и Шерстобитова, для прикрытия работы минеров – 12 человек автоматчиков 3‑й роты 1 стрелкового батальона.

На восточную часть старшим посылаю минера Островского и его помощников Иванова, Лебедева и Кох и 12 человек для прикрытия с 2‑й роты 1‑го стрелкового батальона.

В приказе предупредил весь личный состав, что дорога эта одна из основных магистралей, питающих восточный фронт немцев, и что близость столицы Украины (у немцев) Ровно, Луцка, Дубно может дать возможность противнику быстро подтянуть силы, а поэтому нужно исключительно быть настороженными, никому не отлучаться из строя, обоз стянуть подвода в подводу, не делая разрывов для двуколок рот, живая сила рот идет сбоку повозок.

Заслонам, резчикам проводов, бронебойщикам, диверсионным группам – всем быть четкими в выполнении требований приказа.

Приказал заготовить бензин, чтобы потом сжечь подорванные эшелоны. Вышли в 20.00, а диверсионные группы Давыдовича и Островского в 15.00.

Воинская часть сперва лесом, а потом житом и ярами в 23.00 подошла к железнодорожному переезду. Перед нами прошли 3 эшелона – 2 на запад и 1 на восток. Уже стемнело, а люди в деревнях все еще стояли, провожая нас. Население с радостью встречало нас.

Хотя бы успели диверсионные группы заминировать. Через каждую минуту вынимаю часы. Наконец связной конник доложил: «В 23.00 переезд занят».

Подъезжаю к переезду, докладывают, что заслоны по дороге на восток и на запад заняли исходное положение. И тут же смотрю: с запада мчится поезд, три огня в темноте все время увеличиваются, стук колес все приближается, и наконец вот уже близко, слышно, как лязгают рычаги колес, как свистит просачивающийся пар в золотниках.

Мелькает мысль: «Пропустили!» А что, если с живой силой? 3–4 тысячи солдат и офицеров. Бой. Невыгодный бой для нас. Пропустили наверно. Давыдовичу было приказано в 23.00, а он в 22.55 пропустил этот поезд.

Вдруг бах, бах – и бронебойки, и пушка, и станкачи как по команде заработали. А через 2–3 секунды оглушающий взрыв и за километр от переезда эшелон летит под откос.

В 23.15 слышу 2 взрыва на запад от переезда и в 23.25 на восток от переезда.