Курский излом

Атака танкистов 245‑го отп, проведенная после полуночи, то есть уже 5 июля, несмотря на то что силы в ней были задействованы незначительные, всего один взвод, событие примечательное. Это было первое применение бронетехники Воронежским фронтом в ходе фактически уже начавшейся Курской битвы. Не прошло оно незамеченным и в немецких документах. «…В 11‑й танковой дивизии противник пытался прорвать переднюю линию тремя танками, — отмечено в журнале боевых действий 48‑го тк, — но был также отброшен»{187}. Приведенная строчка не дань немецкой педантичности (было событие — обязан зафиксировать), это свидетельство того, как внимательно противник отслеживал каждый факт ввода в бой советской стороной танков. Бронетанковые силы — ударная мощь любых войск, это прекрасно понимали офицеры в штабах обеих сторон, поэтому и столь серьезно относились к этому вопросу. Даже в тех случаях, когда использовалось и относительно небольшое количество техники.

В 6.25 5 июля командование 48‑го тк направило очередное утреннее донесение в штаб армии. К этому времени все очаги сопротивления наших подразделений в Герцовке и Бутове были подавлены, поэтому в этом документе уже появилась обобщенная цифра пленных, взятых в ходе боев 4 июля всеми его дивизиями, — 190 солдат и офицеров{188}.

Несмотря на то что войска первого эшелона 6‑й гв. А уже 3 июля были приведены в боевую готовность, атака противника на позиции боевого охранения на какое–то время привела к замешательству наше командование. Немцы психологически точно рассчитали время нападения, никогда прежде подобные [269] удары не начинались во второй половине дня. Кроме того, районы, которые предстояло захватить, подверглись очень сильному удару авиации и артиллерии. По данным командования 67‑й гв. сд, в течение 15–20 минут над Бутовом и выс. 230.8 висели, сменяя друг друга, 100 самолетов (23 Хе‑111, 30 Ю-87, 45 Ю-88 и 2 Ме‑109){189}, параллельно вели интенсивный обстрел артполки дивизий 48‑го тк. Все это в комплексе принесло желаемый эффект.

«Враг сначала ошеломлен, огонь его артиллерии незначительный», — в 16.10 доносило командование 111‑го грп. И это была правда. С первых минут бомбежки связь с батальоном капитана В. Л. Вахидова полностью прервалась — телефонная линия оказалась оборвана, а радиостанция повреждена. Немецкие самолеты сбросили бомбы и на передний край основной линии обороны 67‑й гв. сд. Поэтому, пока командование 196‑го гв. сп пыталось получить информацию о происходящем и доложить в дивизию, прошел час. Для частей 11‑й тд этого оказалось достаточно, чтобы замкнуть кольцо окружения вокруг села и отрезать пути к его южной части, где находились основные силы и штаб батальона.

Одной из причин того, что, в частности, дивизия А. И. Баксова сразу не поддержала свое БО и ПО, как планировалось, сильным огнем в первые же часы боя, был психологический настрой войск. Отсутствие активных действий на фронте влияет на бойцов и командиров расслабляюще. Человек не может постоянно находиться в состоянии сжатой пружины, это неестественно, и через две–три недели после завершения боев он инстинктивно настраивается на размеренную «гражданскую» жизнь. Об этом автору не раз говорили фронтовики. Перед Курской битвой оперативная пауза длилась более трех месяцев. Резкий перенастрой всего личного состава, возвращение в «состояние боя», в том числе и офицеров от полкового до фронтового звена управления, происходил именно во второй половине дня 4 июля. И, конечно же, гладко, без сбоев в таком огромном организме, каким была 6‑я гв. А, не говоря о фронте в целом, этот процесс пройти не мог.

О том, что противник атакует 22‑й гв. ск, в оперативный отдел штаба 6‑й гв. А информация поступила примерно в 16.30–16.40, но она носила общий характер. Деталей толком не мог пока сообщить никто, а знать подробности было очень важно, чтобы понять главное — цель врага. Что это — очередная провокация или действительно прелюдия для общего наступления? Чтобы прояснить положение и, возможно, ответить на этот вопрос, [270] срочно в 67‑ю гв. сд выехал начальник оперативного отдела штаба армии полковник Э. С. Рыбко. Состоявшийся в 19.50 его разговор по аппарату Бодо с начальником оперативного управления фронта генерал–майором С. И. Тетешкиным дает определенное представление о том, какими данными обладало руководство армии к этому моменту и какую оценку оно давало происходящему.

«Рыбко: Здравствуйте, товарищ генерал. Я только что, полчаса тому назад, приехал с левого фланга и немедленно вызвал подчиненное хозяйство{190}, от которого получил следующие данные:

в 18.00 до двух рот пехоты начали накапливаться в отрогах оврага юго–восточнее Герцовки;

в 18.25 от выс. 229.4{191} появилось до 30 танков в движении на север. Через некоторое время скрылись в складках местности и стали появляться группами по 9–10 танков;