Курский перевал

С тяжелым сердцем, полный внутреннего смятения, улетал Манштейн в Лигниц. Будущее рисовалось настолько туманным, что он не видел и малейшего просвета. Но все шло превосходно. Лечебница действительно оказалась великолепной, условия королевские, а врачи — верх медицинского совершенства и учтивости. Операция заняла всего несколько минут и прошла так удачно, что старый фельдмаршал не почувствовал и малейшей боли. Наутро он уже чувствовал себя совершенно здоровым, но эскулапы с отеческой настойчивостью уговаривали полежать хотя бы дней десять. И опять позвонил адъютант Гитлера, от имени фюрера справляясь о здоровье и советуя хорошенько подлечиться и не спешить на фронт.

Что крылось за всем этим? Действительная забота о здоровье или выжидание подходящего времени для нанесения рокового удара? Что-то никогда раньше Гитлер не пекся о его, Манштейна, здоровье, да и о всех других. Манштейн никогда не верил в искренность Гитлера в его бесчисленных поездках к родственникам погибших на фронте с пфенниговыми подарками, которые он так часто и обильно раздавал пострадавшим. Все это были блеф и пропаганда, фиглярство и завоевание дешевого авторитета. В сущности своей Гитлер был самым жестоким, самым бесчеловечным человеком во всей Германии. Даже самый сверхгуманный поступок Гитлера не мог убедить Манштейна в обратном.

И вот теперь эти сочувствия, эти добрые пожелания…

Время тянулось потрясающе медленно.

Наконец третьего мая его вызвали в мюнхенскую резиденцию Гитлера. Манштейн хорошо знал любимую привычку фюрера проводить особо важные совещания в самых неожиданных местах. Так бывало почти всегда перед началом крупных военных действий. Так было и в этот раз. Отличие было только в том, что совещание проводилось в крайне узком составе. Гитлер вызвал к себе всего лишь генерал- полковников Цейтцлера и Гудериана, начальника штаба военно-воздушных сил генерал-полковника Ешоннека, командующего группой армий «Центр» фельдмаршала фон Клюге, командующего стоявшей в районе Орла 9-й армией генерал-полковника Моделя и его, фельдмаршала Манштейна.

Необычно началось и само совещание. Вместо внушительной речи с множеством исторических примеров или резкого, с требованием мельчайших подробностей допроса присутствующих Гитлер, как показалось Манштейну, совершенно спокойно и бесстрастно обрисовал положение на германо-советском фронте и слово для доклада об операции «Цитадель» предоставил генерал-полковнику Моделю. Это, в сущности, была прямая пощечина основным участникам совещания, особенно фельдмаршалам Клюге и Манштейну. Модель был самым молодым и по возрасту, и по званию, и по значимости в немецкой армии. К тому же Клюге был начальником Моделя.

Манштейн видел, как дрогнуло и побледнело морщинистое лицо самолюбивого Клюге, как нервно забегали по столу его старческие пухлые пальцы и недобрым огоньком блеснули выцветшие глаза.

А Модель, моложавый, стройный, скорее похожий на юношу-спортсмена, чем на командующего армией, решительно встал, презрительно взглянул на лежавшие перед ним бумаги, потом резко отодвинул их в сторону и твердым голосом заговорил:

— Наступление — самый решительный вид боевых действий. Успех приносит только сокрушительный таранный удар по вражеской обороне, способный мгновенно смять ее и сломить волю противника к дальнейшему сопротивлению. Русские испокон веков сильны и упорны в обороне. А сейчас перед нами особенно мощная оборона, какой за всю войну нам еще нигде не приходилось встречать. Да и вообще история едва ли знала оборону, подобной той, что создали русские на Курском выступе, — с каким-то особенным яростным подъемом сказал Модель и невозмутимо, даже, как показалось Манштейну, дерзко посмотрел на Гитлера, который вопреки своему обыкновению перебивать и осаждать говорившего вопросами сидел молча, неотрывно глядя на Модели и о чем-то сосредоточенно думая.

— На Курском выступе, — спокойнее, но все так же твердо продолжал Модель, — русские создали мощнейшую и сложнейшую систему инженерных сооружений и заграждений. Непосредственно по переднему краю проходят три, местами четыре, а кое-где даже пять сплошных траншей. За ними в некотором удалении идет второй пояс из двух-трех траншей, затем — третий пояс… И все это заполнено войсками, связано огневыми позициями, минными полями, проволочными заборами. Чтобы сказать, что мы оборону русских прорвали, — возвысив голос, Модель вновь всмотрелся в Гитлера, — нам нужно продвинуться по меньшей мере на двадцать-тридцать километров. А это значит — придется вести не обычное наступление, а прогрызать, проламывать, штурмовать сплошные мощные укрепления. А для этого нужны огромные силы! Того, что у нас есть, явно недостаточно для прорыва такой обороны. Нас не спасет даже наше превосходство в танках. Русские перебросили на Курский выступ большое количество новых противотанковых орудий. Они способны пробить даже лобовую броню «тигра», не говоря уж о других наших танках, — отрывисто махнул рукой Модель и смолк.