Курский перевал

— Никита Сергеевич, вы же сами знаете, сколько сил вложило местное население в строительство обороны. Только одна Курская область уже послала больше двухсот тысяч человек на рытье траншеи и окопов и посылает еще сто тысяч…

Ватутин не договорил. Где-то совсем недалеко в небе послышался слабый потрескивающий рокот мотора. Даже в тишине безмолвной майской ночи звук этот казался слабым, неуверенным, готовым вот-вот оборваться.

— «Кукурузники»? — тихо спросил Хрущев.

— Да. По плану перед рассветом пустили две эскадрильи потрепать нервы немцам.

— Фанера и дерматин, моторишко почти автомобильный, а летят, летят! Летят, Николай Федорович, ведь летят! — глядя в небо, вполголоса проговорил Хрущев. — И не просто летят, — с силой продолжал он, — а на противника, под огонь, под прожекторы…

— Что же делать, настоящих-то ночных бомбардировщиков нет, — с досадой сказал Ватутин, — а бить противника нужно. Вот и приходится…

— Замечательные у нас люди! — воскликнул Хрущев. — И не только в авиации, не только в армии.

За первым самолетом протрещали в воздухе второй, третий. Потом послышались такие же слабые потрескивающие звуки с другой стороны, и вновь все окутала предутренняя тишина майской ночи.

Хрущев и Ватутин молчали. Из низины, где лениво катился еще не набравший силы Псел, тянула прохладная сырость. Вскоре послышались отдаленные глухие взрывы, вспыхнул едва заметный луч прожектора, еще несколько раз рвануло, и, приближаясь, все так же чуть слышно, но уже облегченно и спокойно застрекотали немудреные моторы.

— До утра еще по одному рейсу сделают, — проговорил Ватутин, — а если бы вместо них да тяжелые бомбардировщики пустить…

— Будут у нас и тяжелые, и сверхтяжелые, и ракетные, а пока…

— И все-таки, Никита Сергеевич, — вернулся Ватутин к тому, что особенно волновало и тревожило его, — решающими в наших действиях при наступлении противника будут глубокая оборона и сильные резервы.

— Именно сильные резервы, — подчеркнул Хрущев, — и не только у нас на фронте, но и у командующих армиями, у командиров корпусов, дивизий и даже у командиров рот.

— Везде нельзя быть сильным, — высказал свою тревогу Ватутин.

— Безусловно, — согласился Хрущев, — да это просто невозможно. И именно потому, что нельзя быть сильным везде, нужны разведка и крепкие резервы.

Говоря вполголоса, они сидели у окна и смотрели в сад. На востоке уже светлело небо. В раскинутых на пригорке домиках Обояни кое-где над крышами вились сизоватые дымки…

XXV

Генерал Решетников, всегда горячий и возбужденный, день и ночь разъезжал по соединениям и частям Воронежского фронта. Запыленный, с усталым обветренным лицом, до предела набитый новостями, он возвращался в Обоянь, докладывал, что видел, в Генеральный штаб и, бегло поговорив с Бочаровым, вновь катил туда, где еще не успел побывать.

Вся тяжесть работы внутри штаба и вся бумажная волокита, как называл Решетников изучение штабных документов, легла на плечи Бочарова.

Жизнь на фронте, казалось, раз и навсегда вошла в проторенную колею, из которой не было никакого выезда.

Наши войска зарылись в землю, опутались колючей проволокой, обставились минами и по ночам все продолжали рыть и улучшать траншеи, ходы сообщения, землянки, блиндажи, вбивать новые колья проволочных заграждений, ставить еще и еще противотанковые и противопехотные мины. В ближних и дальних тылах, где стояли вторые эшелоны и резервы, шли, почти как в мирное время, занятия по боевой подготовке. А ночами, так же как и в главной полосе обороны, продолжались земляные работы. В штабах были давно разработаны планы отражения вражеского наступления. И теперь эти планы только уточнялись, дополнялись, наращивая и развивая в деталях, что и как должен делать каждый в различных условиях обстановки.

Тихо и спокойно было и в стане противника. Там, как доносила разведка, также росли новые траншеи и окопы, тянулись ряды колючей проволоки, проводились занятия и учения, что-то обсуждали и решали генералы и офицеры в штабах.

Наиболее оживленно было в дальних тылах и той и другой стороны. Между Полтавой, Харьковом, Белгородом, Сумами тучи пыли скрывали шоссейные и грунтовые дороги. На аэродромы прилетали все новые партии самолетов. По железным дорогам, забивая и так до предела забитые узловые станции, нескончаемым потоком шли воинские эшелоны. То же происходило, как сообщал штаб Центрального фронта, и в районе Орла, где готовилась к наступлению на Курск вторая ударная группировка немецко-фашистских войск.