Курсом зюйд

Второй голштинец, Гёрц, тоже вертелся поблизости, но беседовать с дамой в присутствии своего не слишком-то довольного герцога постеснялся. Хотя только утром в русское посольство доставили аккуратненькое письмецо от него: в завуалированной форме намекал на приватную беседу. Посла Измайлова эта просьба слегка озадачила. В его обязанности входило представительство в Дании, вербовка специалистов и закупка необходимого оборудования, но переговоры с условными «шведами» Пётр Алексеич ему пока не поручал. «И не поручит, — думала Катя, вслух обмениваясь с Андреем Петровичем мнениями по поводу убранства датской королевской резиденции. — Он отменный завхоз, но ни разу не политик стратегического уровня. Вот приедет Василий Лукич Долгорукий, и тогда начнутся куда более серьёзные разговоры. А я буду учиться у одного из лучших дипломатов Петра Великого».

Присутствовавшие в зале дамы не рисковали заговаривать с ней, возвышавшейся над ними как башня. Это её вполне устраивало; разговоры о платьях с рюшечками и сплетни о королевской фаворитке в планах не значились. Но всё изменится, когда датский король обозначит своё отношение к посланнице «брата Петера». Измайлов уже сообщил в личном разговоре, что оно «вполне благожелательно», но убедиться в этом должен был весь двор, иначе ничего не изменится. У русских в Европе репутация parvenu[6], хоть и с заявкой на нечто более серьёзное. Стоило поднапрячься, чтобы это изменить, желательно, в лучшую сторону. В противном случае можно было не только не закрепить политические результаты Полтавы, но и нарваться на дружное противодействие со стороны европейских держав.

Выскочек ведь никто не любит. Их либо презирают, либо боятся, и при любом удобном случае рады выставить за дверь. Карл Шведский не даст соврать.

Когда объявили выход короля Дании и Норвегии Фредерика, все разговоры в зале мигом прекратились. Кавалеры склонились, дамы присели в глубоких реверансах. Дипломаты исключения не составляли, приветствовали его величество как полагалось по этикету… Катя как могла скосила глаза, чтобы рассмотреть датского короля получше. Предварительная информация о нём гласила: интеллектуал, любитель искусства и женщин, посредственный военачальник, не самый решительный из королей что во внешней, что во внутренней политике. По факту этот человек оказался, мягко говоря, невыдающихся внешних данных. Только выделялся фамильный длинный нос, словно обрубленный на конце — точно такой же, к слову, был у его кузена Карла Шведского. Богато украшенный кафтан, кругом шёлк и позументы, на голове феерический парик, из-под которого только нос и заметен… Словом, не стоило судить по внешности. А также не стоило спешить с обвинениями датчанина в трусости, как в приватной беседе сетовал посол Измайлов. Когда из окон королевского дворца виден шведский берег, тут хочешь — не хочешь, а станешь осмотрительным.

Вся аудиенция — малый приём — была посвящена представлениям дипломатов, будущих участников переговорного процесса. Голштинский герцог, старый враг Фредерика, цедил положенные по протоколу слова с таким видом, будто его заставили зачитывать собственный смертный приговор. Король не стал надолго задерживать голштинца — ему тоже был неприятен этот человек. Следом важно представился посланник королевы Анны Английской. Чарльз Уитворт, ещё не барон и даже не посланник в России, приехал не с острова, а из Регенсбурга, где представлял королевство. И кстати, ещё неизвестно, отправится ли он в этой истории в Москву. Голландского адмирала встретили как старого друга. Прусский посланник фон дер Гольц держался вежливо, но нейтрально. Австриец рассыпался в любезностях. Саксонского короля ждали только через неделю. Ради последнего Фредерик анонсировал большой приём, но с посланниками калибром поменьше решил познакомиться прямо сейчас, и после кавалеров — на закуску — у него остался представитель России. Вернее, представительница.

— Худо дело, — шепнул Кате Измайлов. — Всех принял, а нас напоследок задвинул. Как бы каверзу какую не измыслил.

— А мы, Андрей Петрович, на то сюда и приехали, чтобы любые каверзы в свою пользу оборачивать, — так же тихо ответила ему Катя.

Она давно заметила, что король время от времени останавливает на ней любопытствующий взгляд. Наверняка потому и оставил напоследок, чтобы не поджимал протокол и можно было уделить больше внимания заморской диковинке. Собственно, так оно и получилось: когда последними перед Фредериком предстали и раскланялись трое русских — посол Измайлов и чета Меркуловых — его величество изволил выйти за протокольные рамки.

— Рад нашему знакомству, мадам, — сказал он, несколько оживившись. — Премного наслышан о вас и вашей прежней службе. Весьма удивлён, что брат мой Петер сделал своим представителем именно вас.

— Ваше величество, я была рада служить Отечеству как офицер, — спокойно-любезным тоном ответила Катя. — Государь счёл, что я способна послужить и как дипломат. Надеюсь, что смогу оправдать его доверие.

— При дворе моего брата Петера всё так же в почёте шахматы? — поинтересовался король.