Куртизанка

— Теперь, когда ты спросила меня об этом, cherie, припоминаю, что у меня была с ним мимолетная связь. — В это мгновение карлик с торжествующим видом высунул свою башку из ложбинки. Она стиснула грудь руками, чтобы заглушить его довольный смешок. — Мне ничего не известно о том, чем он занимается, так что здесь я тебе не помощница. Хотя он признавался в том, что любит свою фригидную жену. Ему очень хотелось, чтобы у нее была хотя бы капелька присущего мне интеллекта и страсти. Ты можешь к своей выгоде использовать его неудачный брак и, при некотором старании, выудить из него все его самые сокровенные тайны. Однако ты сама ни в коем случае не должна позволить ему обнаружить твои уловки и хитрости, поскольку их простота неизбежно вызовет у мужчин разочарование. Кстати говоря, cherie, а ты будешь представляться этим мужчинам как одна из д'Оноре?

— Разве может быть по-другому, когда все знают, что я — твоя внучка? И это ведь доставляет тебе удовольствие, не так ли?

— Да, несомненное, огромное. Не сердись, cherie, c'est pour rire[41], позволь своей бабушке на мгновение развлечься. Сейчас ты еще не готова, разумеется, но когда-нибудь этот день наступит. И вот тогда, та chere, хотя ты должна выглядеть мягкой и податливой, как тесто, на самом деле от тебя потребуется оставаться несгибаемой, как сталь.

— Благодарю тебя за дельный совет, Grand-mere, — ответила Симона. — А теперь, не знаком ли вам некий месье Жан-Поль Дюбуа?

— Нет, — заявила мадам Габриэль. — А ты знаешь этого господина, Франсуаза?

Франсуаза отрицательно покачала головой.

— Есть еще одна вещь, та chere, — продолжала мадам Габриэль. — Раз уж ты всерьез занялась поисками, не следует исключать возможность того, что персидский министр двора замешан в убийстве Кира.

Симона знала, что именно месье Жан-Поль Дюбуа представил Кира министру двора Персии. Ее удивляло: почему в стране, где евреев преследовали и где они должны были носить специальные метки на одежде, чтобы мусульмане ненароком не прикоснулись к ним и, тем самым, не осквернили себя, министр выбрал еврея на роль личного ювелира шаха. Разве не легче и не лучше было запугать евреев до смерти и использовать их в качестве пешек?

— Почему ты подозреваешь его? — поинтересовалась Симона у бабушки.

— Я разбираюсь в людях, та chere. Когда я встретилась с министром в президентском дворце, он выглядел так, как выглядит человек, держащий все под контролем. И речь идет не только о Кире, но и о шахе. — Застегивая пуговички на перчатках, мадам Габриэль размышляла о том, как она сделает следующий шаг и представит Симону парижскому обществу. — Мне пришла в голову блестящая идея, — наконец промолвила она. — Мы организуем вечеринку по случаю празднования Нового года. Пригласим выдающихся и известных личностей, тех, с кем мы знакомы, и тех, кого не знаем. Это наилучший способ представить тебя Амиру, Ружу и всем прочим, кого ты подозреваешь. Следует отправить приглашение и в президентский дворец, на тот случай, если министр двора еще в городе.

Глава тридцать пятая

В сопровождении четырех вооруженных стражников экипаж катил по улицам, тоннелям и мостам, направляясь к Вандомской площади и отелю «Ритц». На сиденье между Симоной и месье Ружем лежал дорожный сундук с потайным отделением. Ей с трудом удалось убедить мать и бабушку в том, что она вполне может постоять за себя. Чтобы рассеять их последние сомнения, она достала револьвер, прицелилась и подстрелила птицу на лету. Но это не произвело на них особого впечатления, и тогда она ударила проходящего мимо слугу каблуком под колено. Тот завопил, покачнулся и взмахнул руками, стараясь сохранить равновесие.

— Видите, — заявила она, — мне известны все уязвимые точки на теле, например скопление нервных окончаний под коленом. Если бы я ударила сильнее, он полетел бы на землю.

Сейчас у нее не было ни малейших сомнений в том, что один удар причинил бы изрядную боль изнеженному месье Ружу, восседавшему рядом с ней. Изящной формы голова и тонкие черты живо напомнили ей кастрата Лучано Барбуцци, умершего любовника бабушки, который некогда считал поросший клевером холм своим личным оперным театром. Его разные глаза — один прищуренный, с затаенным выражением невыносимой боли, а другой широко распахнутый и внимательно взирающий по сторонам, — производили угнетающее впечатление, если можно так выразиться о глазах.

Экипаж объехал Вандомскую площадь и остановился у роскошного входа в отель «Ритц». Симона проследовала за месье Ружем через фойе и поднялась по лестнице в уютное плюшевое молчание номера люкс наверху. При этом ей показалось, что ее юбка с оборками шуршит просто вызывающе.

Месье Руж, который мечтал только о том, чтобы избавить ее от этой самой юбки, остановился перед огромным зеркалом в холле поправить галстук. Его отражение оказалось настолько близко, что она потрогала бархатную ленту на своей шее, прежде чем решиться войти в обшитый дубовыми панелями номер.