Куртизанка

В тот вечер в отеле «Ритц» Кир встретил месье Ружа, которого сопровождала рыжеволосая любовница-француженка. Месье Руж считался эксцентричным ювелиром и торговцем драгоценными камнями. Никто не знал его настоящего имени и откуда он. Но его любовь к бриллиантам была общеизвестна. У него возникли трудности с приобретением красного бриллианта для своей любовницы. К концу следующего дня Кир, новичок в высшем обществе, предложил ему красный бриллиант величиной в пять карат. Он дотрагивается до своей серьги.

— Это мои комиссионные от той сделки. Камень достался мне необработанным от отца моего соседа по комнате. Я огранил его сам, а не отдал в ювелирную мастерскую. Это сложное и искусное ремесло, юнам, жизнь моя, кажется магическим. Я отполировал каждую его грань, чтобы облегчить и удлинить путь для света, проходящего сквозь камень, чтобы лучи его могли проникать как можно дальше, попутно делая цвет глубоким и насыщенным. Я вставил бриллиант в платиновую оправу с четырьмя зубцами, и с тех самых пор ношу не снимая. Он стал частью меня.

Я тоже научилась ценить изящество и силу, которые таятся в глубине бриллиантов. Они внушают священный трепет, сродни тому, который испытывала я, когда моя мать, надев бриллиантовые украшения, разряженная в шелка и бархат, величественно спускалась по ступеням театра-варьете. Или когда я наталкивалась на мраморные бюсты своей бабушки в замках неподалеку от Парижа. Бриллианты похожи на Франсуазу и мадам Габриэль — чтобы заполучить их, короли отказывались от своего положения и семейных обязательств, а обычные мужчины платили за них своими жизнями.

Но более всего я полюбила бриллианты потому, что браслет из этих красных камней дал мне возможность познакомиться с Киром, и еще потому, что они стали для меня синонимом свободы.

Не сводя глаз с вышитых на ковре цветов, обрамленных голубыми арабесками, Кир тихонько шепчет:

— Я должен отправиться в Южную Африку, чтобы проследить за отправкой очередной партии бриллиантов. Мне очень не хочется оставлять тебя одну, но эта поездка будет последней. Я бы никогда не поехал, если бы не крайняя необходимость.

Меня охватывает паника. От неожиданности я лишаюсь дара речи. Я не страшусь гор, они защищают меня от города.

— Я боюсь, Кир, боюсь за тебя, ведь тебе приходится вести дела с мусульманами, да еще и при дворе.

— Уверяю тебя, не стоит беспокоиться понапрасну. Я приношу огромную прибыль династии Каджаров. Собственно говоря, меня не только уважают, но и любят.

— Но ты все равно остаешься евреем.

— Настоящим евреем! — улыбается он и, наклоняясь вперед, гладит меня по голове рукой, которая почему-то кажется мне горячей. — Пожалуйста, юнам, верь мне. Не создавай для меня лишних трудностей. Биард живет ниже по тропе, и он доставит тебе все, что ты только пожелаешь. Кроме того, я попросил Пирл составить тебе компанию. Да, ты ее недолюбливаешь, но в случае нужды она будет знать, к кому обратиться. — Он прикрывает один глаз ладонью, умоляя понять его, говоря, что любит меня больше всего на свете, он готов пожертвовать для меня чем угодно, хотя бы даже собственным глазом.

Я отпиваю глоточек горячего жасминового чая, который обжигает мне язык и не дает возможности продолжить расспросы.

— Спасибо за понимание, Симона. А пока, если тебе понадобится побывать в Тегеране, обращайся к Мердаду. Я ему доверяю. Биард знает, где отыскать его.

Кир берет меня за руку и ведет в спальню. Своей ручкой с широким пером он пишет на листе бумаги имя Мердада и еще какого-то перса.

— Вот, на всякий случай, еще один человек, к которому ты можешь обратиться за помощью. Как видишь, ты будешь не одинока. — Он приподнимает молитвенную сумку из тафты и вкладывает записку в Библию.

Глава третья

— У вас не было задержки? — интересуется Пирл, повитуха.

— Non, нет пока. — В отсутствие Кира я вдруг обнаружила, что присутствие Пирл мне даже приятно. Женщина сначала поднимается в чайхану Биарда, а потом карабкается выше, ко мне. Малыш, которого она нянчит, качается у нее за спиной, привязанный черной чадрой. Она прижимается ухом к моему животу, бормочет свои заклинания, заглядывает в мое лоно со своими примитивными инструментами и утешает меня, что в самом скором времени я буду вынашивать сына.

— Мои сыновья входят в мир, широко улыбаясь, — заявляет она с таким видом, словно это и вправду ее мальчики, которых она вызвала к жизни своими чудодейственными снадобьями.

— Неужели все матери-персиянки хотят именно мальчиков?