Читаем Кусатель ворон полностью

– Ну да… У меня тоже всегда, но обычно оно всегда странно-паршивое, а теперь странно-хорошее, даже не знаю. Последний раз такое было, когда моего старшего брата гадюка укусила…

Пятак хихикнул, на секунду предался воспоминаниям, поправился:

– Это я шучу, его медянка укусила на самом деле, а он думал, что гадюка, помирать собрался. Мне консольку завещал, а потом, когда опомнился, забрал, конечно…

Пятахин сковырнул с дерева кусок смолы, закинул в рот – совсем как Капанидзе, сообщил вдруг:

– Жохова на шефа все-таки запала? Как видит его, аж до пяток трясется, а?

Прекрасно. Бедный Жмуркин. Бедный любой, в чью сторону забилось сердце Жоховой Иустиньи. Впрочем, я не стал интересоваться подробностями, Пятахин ждал, но не дождался, плюнул кольцом, вскочил на ноги, сверился с компасом.

– Я вообще не понимаю всей этой паники, – сказал он. – Если честно, Юлька совсем не походит на человека, способного ходить по лесу, германистки, они совсем не такие. Ее наверняка уже нашли.

– А чего тогда ракеты нет?

– Да заело твою ракету, вот и все. Порох отсырел, мыши туда нагадили. Они уже где-нибудь сидят, шашлыки из нутрий жарят.

– Каких еще нутрий?

– Капанидзе мне рассказывал, что нутрии – самое то! Вкуснее курицы! А он такое местечко знает – там эти нутрии просто кишат. Вот сейчас они сидят – и шампуры переворачивают, а на каждом нутрия жиром трескает, лучок запекается, помидорки…

Я не большой ценитель нутрий, но Пятак описал это так аппетитно, что я понял, что тоже не отказался бы от жареной крысы, особенно с луком. Пятахин, впрочем, сам быстро утомился от рассказов про крыс, сделал себе передышку и стал учиться омерзительно свистеть носом, заявив, что если Гаджиеву можно бездарно хрипеть и это пользуется у народа популярностью, то он собирается выучиться высокохудожественно свистеть и покорить этим мир.

А я с чего-то попытался вспомнить, какое число сегодня, и никак не мог. Наверное, это все от электричества. Исчезло электричество, и информационный кокон вокруг нас мгновенно рассосался, и уже неясно, который день и сколько времени, и даже месяц не очень определен, лето, жизнь. Это мне нравилось.

Пятахин свистел носом, рычал, иногда плевал на встречное дерево и кричал «ого-го»… Так мы прошли километра два.

– О-па! – Пятахин хлопнул в ладоши. – Зеленая! Всё, нашли живой германистку! Можем возвращаться!

Он указал пальцем – над лесом взлетела зеленая ракета. Она летела медленно, лениво набирая высоту, брызгая в разные стороны сияющими каплями.

– Я так и знал, – Пятахин потянулся. – Она не могла далеко уйти, германисты все хилые. Могу поспорить – как только в лес вошла, так сразу поняла, что по лесу бродить – это не байду разную в библиотеке сочинять. Ладно, пойдем обратно, эти баторки и заблудиться по-нормальному не могут. Что за люди…

Он потряс компас, сверился с ним и двинулся в сторону ракеты, сделал шагов двадцать и упал.

И я тут же упал. Что-то случилось. Под ногами пробежала живая волна, она толкнула меня в пятки… Вздох. Со всех сторон, точно сам мир вздохнул вокруг нас.

Тихо сразу стало, только где-то вдалеке орали птицы.

– Землетрясение, кажется… – Пятахин сел, пощупал голову. – Вот это да… Не знал, что здесь бывает…

– Бывает. Здесь, кажется, разлом какой-то тектонический, Капанидзе говорил, что трясет.

Я тоже поднялся с земли.

– Разлом… Прикинь, мы приходим на поляну, а они там все провалились… – Пятахин хихикнул. – Одна Жохова осталась, стоит, курит…

Заманчивые перспективы.

– Разве Жохова курит? – удивился я.

– Конечно, – Пятахин отряхивал с одежды мох. – Конечно, курит. Как кочегарка. А как покурит, себя сразу бичует плеткой.

– Бичует?

Пятахин на полном серьезе кивнул.

– Она еще на дровах спит, – сообщил он. – Чтобы грехи компенсировать. Идет в сарай, выбирает самые кривые и суковатые дрова…

Я понял, что Пятахин начал гнать, и перебил:

– Пойдем поскорее.

– Пойдем-пойдем. Я просто хочу сказать, чтобы ты шефу передал, чтобы он с Жоховой не связывался. У нее маманя колдунья реальная, она наверняка Жоховой приворотное зелье выдала…

Дальше я не слушал, дальше покатился очередной фантазм: Жохова – ведьма-самоистязательница, мать ее – прорицательница, Пятахин сам видел, как она на болоте синих лягушек собирала…

Ну и так далее, а в промежутках бездарный тусклый свист через нос.

А потом Пятахин резко остановился и принялся рыться в карманах.

– Ну и? – спросил я.

– Компас потерял, – признался Пятахин. – Когда тряхнуло, из кармана вывалился…

И сделал неожиданный вывод:

– Это Жохова меня, наверное, прокляла.

– И что делать? – спросил я.

– А, ничего, – отмахнулся Пятахин. – Я заметил по солнцу, так и двинем.

Пятахин пальцем обозначил направление.

– Через полчаса будем там, – с отвращением сказал Пятахин. – А я надеялся, целый день ее будем искать, хоть отдохнем от этих… Слушай, Бенгарт, а тебе ведь Сандра нравится, да?

Я пожал плечами.

– Молодец, правильно действуешь. Я это к тому, что вот так и надо – друганешь с Сандрой, потом вместе в Раммштайн сваливаете…

– Я и так могу в Германию, – напомнил я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Белеет парус одинокий. Тетралогия
Белеет парус одинокий. Тетралогия

Валентин Петрович Катаев — один из классиков русской литературы ХХ века. Прозаик, драматург, военный корреспондент, первый главный редактор журнала «Юность», он оставил значительный след в отечественной культуре. Самое знаменитое произведение Катаева, входившее в школьную программу, — повесть «Белеет парус одинокий» (1936) — рассказывает о взрослении одесских мальчиков Пети и Гаврика, которым довелось встретиться с матросом с революционного броненосца «Потемкин» и самим поучаствовать в революции 1905 года. Повесть во многом автобиографична: это ощущается, например, в необыкновенно живых картинах родной Катаеву Одессы. Продолжением знаменитой повести стали еще три произведения, объединенные в тетралогию «Волны Черного моря»: Петя и Гаврик вновь встречаются — сначала во время Гражданской войны, а потом во время Великой Отечественной, когда они становятся подпольщиками в оккупированной Одессе.

Валентин Петрович Катаев

Приключения для детей и подростков / Прочее / Классическая литература