Кусатель ворон

Конечно, я не выдержал первым. Запустил шишку, она пролетела у Пятака над головой, он даже не поморщился. Я стрельнул еще, и снова мимо, я не очень меткий. Мы сходились, я невыдержанно швырял в Пятака шишки, он не уклонялся, шагал медленно, смотрел мне в глаза, все ближе и ближе.

Когда осталось метров десять, Пятахин сделал резкое движение рукой. Возле правой щеки просвиристело, и тут же в ухе вспыхнула боль, резкая и сильная, я подумал, что ухо он мне откочерыжил — попробовал даже, нет ли крови? Кровь не текла, и ухо уцелело, только распухло, стало толщиной с оладью.

Я попробовал ответить достойно — куда уж, шишки у Пятахина летели быстрее, били точнее и кусали больнее, вот уже не ожидал в нем такого достоинства, как меткость. Лупили в голову, в руки, в уши, в самые незащищенные и больные места, я уклонялся и отвечал, но все бестолково — попадал либо в ноги, либо в куртку, либо Пятак вообще успевал увернуться. Он определенно был большим мастером шишкового боя, я начал отступать, спрятался за дуб, не очень старый, вполне себе тощий, но Пятак успешно меня за ним простреливал.

Я решил сделать тайм-аут.

— Пятахин, а тебе не стыдно? — спросил я.

— Стыдно, если честно. Стыдно… Знаешь, если уж совсем честно, мне и самому как-то не по себе. А что я могу поделать — снится мне она.

— Кто? — не понял я.

— Жохова. Понимаешь, мое сознание любит Снежанку, а подсознание, видимо, стремится к Жоховой. И ничем хорошим это не кончится, мне надо срочно лечиться…

— Нет, я не про это. Вот тебе не стыдно, что ты поехал вместо баторца, а? То есть его из списка выписали, а тебя по блату включили? Не противно?

— А что противного-то? — зевнул Пятахин. — Если бы я не поехал, поехала бы Желтая Соня, ее мать вовсю проталкивала. Согласись, лучше я, чем Желтая Соня.

С этим спорить было сложно, при всех своих недостатках Пятахин был лучше Желтой Сони.

— Вообще, баторцы пусть радуются, что их две штуки взяли, — заявил Пятахин. — Могли бы и вообще не взять, могли эпидемию объявить. Ящур хотели. А так у нас сплошная демократизация получилась — и мы, и баторцы. В свете последних веяний…

Пятахин резко выхватил шишку и ловко метнул ее прямо мне в лоб.

— Готов! — радостно крикнул он. — Готов, собака!

Он рассмеялся, глядя на мое лицо, наверное, оно на самом деле было очень глупым, я сам иногда от себя смеюсь.

— Готов! Готов! Готов!

— Сам готов! — заорал я в ответ.

И целую горсть в наглую круглую физиономию, и тут же вбок прыгнул. Шишки влупились в лицо, Пятахин охнул, рыкнул злобно, но патроны у него кончились… то есть шишки. Он принялся собирать мои, а я швырнул в него еще несколько, целился в уши, в уши больно. Пятахин ойкал, но шишки собирал, как настоящий Гаврош.

— Ну, все! — завопил он, набив карманы. — Все! Конец тебе!

Он перешел в атаку, и на меня тут же обрушился настоящий ураган, я не выдержал и побежал.

Справа мелкий ельник, я сунулся в него и почти сразу оказался на пологом склоне, и Пятахин тут же налетел, сбил с ног, и мы покатились вниз, кувыркаясь, чертыхаясь и гогоча. Влетели в папоротник, Пятахин раз — и исчез, растворился в зелени, а я остался стоять, возвышаясь над сочным ковром. Папоротник покачивался, как море, у меня начинала кружиться голова, я почувствовал, что хочу нырнуть… Шишка попала мне прямо в нос, очень больно, я не успел даже понять откуда. И еще одна.

— А-а! — Пятахин выскочил из зелени и принялся забрасывать меня шишками и короткими корягами.

— А-а-а! — я заорал в ответ и стал обкидывать Пятахина.

Шишки били мне в руки и в лицо, больно, но не очень, похоже на укусы слепней. Я тоже попадал, но, конечно, реже. Да и голова у Пятахина крепче, что ему шишка…

Снаряды первым кончились у него. Он стал проверять карманы, я воспользовался этим и два раза влупил ему в лоб со смачностью.

— Ах так… — Пятахин огляделся, наклонился, погрузил в папоротник руки.

— Сдавайся…

Пятахин поднял из зелени ствол упавшей гнилой березы. Дубину. Я погрузил голову в папоротник и сразу же наткнулся на такую же. Поднял.

— Получи! — Пятак размахнулся стволом и попытался стукнуть меня в плечо.

Я увернулся и ответил ударом на удар, Пятак подставил свою корягу. Бум.

При каждом ударе от наших дубин отрывались куски, они разлетались в стороны, рассыпались в коричневую труху, мы что-то кричали, ругались и скрипели зубами, это было весело.

Закончилось все просто — дубина у Пятахина сломалась, а моя опустилась ровнехонько ему на голову и переломилась с влажным хрустом. На Пятака просыпалась крупная белая манка, а потом сразу муравьи, рыжие и злые. Они побежали по голове, по плечам, за шиворот. Пятак смотрел на них растерянно, только и сказал:

— Вот твари, уже за спину кусают… Жаль, что телефон сел, это, наверное, красиво…

Он кинулся к ближайшему дереву и принялся с ним обниматься, давить муравьев под одеждой. И, конечно, они от этого рассвирепели и стали кусать сильнее, Пятак заругался. Такие муравьи больно кусаются, у них челюсти как у собак.

— Не двигайся! — велел я. — Не шевелись!

— Почему это?

— Они сейчас успокоятся и с тебя убегут. Что им на тебе делать?

— Ну да, наверное…