Кусатель ворон

— Ну, медведь там. А что? Здесь глушь, вполне может быть, пришел на малину…

— Или волки, — заметил негромко Жмуркин.

— Так они его тогда порвут, наверное, — предположила Снежана.

— Не, — возразил Листвянко. — Никто это есть не станет, тем более медведь. Медведи очень разборчивы в пище, что попало жевать не заставишь.

— А сам мне сказал, что меня даже клопы есть не будут! — обиженно сказала Жохова.

— Будут-будут, — успокоила Снежана.

А Пятахин все орал и орал.

— Пусть его самого клопы сожрут! — всхлипнула Жохова.

— Сожрут-сожрут, — согласилась Снежана.

Жмуркин кивнул мне. Понятно, иди, посмотри. А если его там действительно медведь кушает? Мне что, Пятахина еще от медведя спасать? Чем? Громким молодецким посвистом?

— Помогите же! — продолжал вопить Пятахин. — Помогите!

В голосе чувствовалось уже некоторое отчаянье.

Я осторожно продвинулся сквозь окраинный малинник и вошел в капитальный лес и сразу же увидел и воспослал богам очередную благодарность за то, что камера разрядилась не до конца. И что они позволили мне увековечить это роскошное безо всякого преувеличения зрелище.

Я не стал тянуть — и сделал сразу серию снимков с разных ракурсов, с разной выдержкой и глубиной резкости, а потом переключился на видео.

Это было… Ну как бы сказать. Вот вы идете по лесу, собираете редкие и деликатесные грибы рыжики, думаете о вечном, а тут раз — и видите, как зеленый пришелец с восемью глазами и с антеннами на голове сидит на пне с опятами и играет на фисгармонии.

То, что я увидел… В чем-то оно было даже круче. В конце концов, пришельцы с фисгармониями в наших лесах не такая уж и редкость, а вот это…

Там стояла сосна. Довольно большая, высокая средь остальных сосен, но несколько трухлявая, то есть кора с нее обсыпалась, но дерево еще держалось, мрачное такое, потравленное типографом. В обнимку с деревом на высоте двух с половиной метров висел Пятахин. На земле под Пятахиным находился страус.

Я видел пару страусов в передвижном зоопарке, сразу узнал, страуса вообще сложно с чем-то спутать — черная курица-переросток с длинной шеей и с глупыми глазами. Перья в разные стороны торчат, то есть все в порядке.

Видимо, тот самый Прошка, смерть-птица.

Страус занимался своим обычным делом — пытался убить. В этот раз Пятахина. Во всяком случае, настроен был решительно, подпрыгивал, щелкал распростертым клювом, старался лягнуть дерево мускулистой ногой.

Пятахин держался хорошо. Выпустил когти, объял ногами дерево и, как мне показалось, вцепился в него даже зубами. Боролся за жизнь серьезно. Увидел меня, воззвал:

— Помоги!

Почему Пятахин выбрал это дерево — коры нет, древесина гладкая, отполированная… Впрочем, Пятахин и не смог бы выбрать никакое другое дерево, он же поэт. «Апрельский пал», все дела. И это обстоятельство сыграло с ним злую шутку — Пятахин скользил. Медленно сползал по стволу. В разверстую пасть страуса.

Страус, конечно же, этим не преминул воспользоваться — подпрыгнул и вцепился Пятахину ниже пояса.

Пятахин заверещал.

Прошка куснул его еще несколько раз. Пятахин взвыл и взобрался по сосне. Но дерево было слишком широким, и удержаться на нем долго не получилось, Пятахин продержался минуту и возобновил свое роковое сползание в страусиный зев.

Прошка укусил снова.

Это повторилось несколько раз. Сползание, вопли, укус, сползание, вопли, укус, с каждым разом Пятахин взбирался все ниже и висел меньше.

— Пятак, держись! — крикнул я. — Отличная быдлеска получается!

— Он меня убьет! — завопил Пятахин.

— Потерпи немного, — посоветовал я. — Отсюда очень хорошие кадры. Терпи, войдешь в топ просмотров!

Страус изловчился, снова неловко подпрыгнул и клюнул Пятахина в шею.

Пятахин застонал. Наверное, больно. Если этот страус волков гоняет, то укус у него, вероятно, стальной.

— У меня кровь идет! — завопил Пятахин. — Он из меня мясо выкусил!

— Прекрасно, прекрасно, выкусил кусок…

Я продолжал съемочный процесс. Это обязанность каждого настоящего журналиста — фиксировать прозу дней, какой бы она неприглядной ни была. В частности, когда журналист видит, как страус поедает молодого талантливого поэта, он не впадает в панику, он увековечивает.

Для истории.

Интересно, чем все это закончится? Что с ним, в конце концов, сделает страус? Растопчет, наверное. А вдруг Пятахин на самом деле поэтом может стать? Хотя для поэта это, наверное, неплохо — быть заклеванным страусом в самом начале творческого пути. Во-первых, сразу прославишься, во-вторых, твои стихи обретут глубину. Культовая смерть как-никак. «Апрельский пал» выйдет отдельным изданием на основных европейских языках.

Я не мог позволить, чтобы Пятахин остался в вечности.

Я поднял с земли палку и запустил в Прошку.

Такая птица — хорошая мишень, в ней слишком много вертикального, палкой попасть в него — раз плюнуть. Я попал страусу в шею.

Страус обернулся, просверлил меня выпуклым глазом, прокудахтал что-то неприятственное и сделал шаг в мою сторону.

Пятахин со стоном сполз в мох.

Должен сказать, на меня за всю мою жизнь никогда не нападали страусы, так что я совершенно не знал, чем от них обороняться.