Ближе к вечеру, после проверки очередного холма и после очередного чая, Капанидзе объявил, что пора возвращаться, иначе к деревне мы выйдем уже затемно. Ключа мы, к сожалению, не нашли, но, может, найдем в другой раз.
— Завтра, например. Завтра…
Капанидзе пристально поглядел в небо.
— Завтра погода будет тоже хорошая.
Капанидзе отщипнул от ближайшей сосны кусок смолы, закинул в рот и принялся жевать, громко и аппетитно чавкая.
— Мы и так только к утру успеем, — заявил Пятахин. — Целый день плутали, теперь столько же расплутывать придется.
— Тут можно и покороче… проскочить. — Капанидзе указал чумазым пальцем. — Срезать. Пойдемте, что ли?
— Пойдем, — согласно сказал Жмуркин.
Пошли. Дорога оказалась действительно короткой. Целый день блуждали между холмами, и мне, как и Пятахину, представлялось, что мы удалились от дома километров, наверное, на двадцать. Но все оказалось совсем не так. Мы вскарабкались на очередной холм, ввалились в малинник, густой настолько, что даже неба видно не было, процарапались сквозь него и снова оказались в очередной сосновой роще.
— Тут версты две до дому, — махнул рукой Капанидзе. — Не больше. Как раз к ужину поспеем.
Капанидзе понюхал воздух, улыбнулся и облизался.
— Сегодня картошка будет. С луком. Давайте скорее.
Мы все дружно понюхали воздух, но лично я ничего, кроме цветов и малины, не учуял, но мысль о жареной картошке сама по себе оказалась стимулирующей, в животах заурчало у многих, включая Жохову.
Километра через полтора лес сделался гораздо менее проходимым, стало больше невысокого шиповника, пробираться через который было довольно трудно.
— Чую! — сказал Пятахин и остановился. — Чую же!
Он втянул воздух.
— Жориво, — сказал Пятахин с умилением. — Лук жареный. Картошка! Снежанка жарит картошку! Точно!
Снежана, кстати, с нами не ходила, она оставалась по кухне дежурить и стряпать, и теперь, кажется, действительно готовила ужин — запах жаренной в масле картошки почувствовал и я.
— Картошка, наверное, в этот раз зеленая, — заметила Жохова.
— Хоть оранжевая, — сказал Пятахин. — Не хочешь — отдавай мне. И вообще, я побежал…
— Ты куда? — попытался вмешаться Листвянко.
Пятахин скинул рюкзак, сунул его Герасимову.
— Я тебе забью местечко, — пообещал Пятахин и рванул на запах. — А за Снежанкой присмотрю, ты, Вадик, не беспокойся.
Листвянко шагнул было к Пятахину, но тот уже нырнул в шиповник.
— Это он зря, — сказал Капанидзе. — Тут лучше не бегать, тут лучше пешком.
Послышался крик и тут же булькающий звук.
Жохова демонически расхохоталась.
Пятахин возопил опять.
— Власик снова вляпался, — сказала Жохова. — Так ему и надо, дурилке.
Пятахин заверещал и забулькал, наверное, в болото попал.
— Там колодец, — флегматично зевнул Капанидзе. — Он в колодец бухнулся.
Спешить особо не стали. Почему-то все подумали, что с Пятахиным ничего не приключится. Но на всякий случай двинулись посмотреть, а вдруг болото на самом деле?
Метров через двадцать наткнулись.
— А это?.. — спросил Жмуркин. — Интересно… Что за дыра?
Бочаг был странной круглой формы, с ровными, поросшими травой и шиповником обрывистыми берегами, с черной водой, с желтыми кувшинками, между которыми болтался и Пятахин.
— Живой? — с надеждой спросил Жмуркин.
— Ага, — отозвался Пятахин. — Бегу — и вдруг бах, провалился… Вода теплая, вонючая. Жохова, прыгай ко мне!
— Живой, — сказал Жмуркин с разочарованием. — Вылезай, Пятахин, мы тебя ждать тут не будем, нам есть охота.
— Сейчас, высморкаюсь только.
Пятахин высморкался и стал вылезать. Он пробовал ухватиться за кусты, но кусты-то были шиповниковыми, и мы с удовольствием отметили, что Пятахин ободрался и ухнул обратно в воду, черную и липкую по виду, погрузился с головой, тут же всплыл и попробовал еще раз вылезти.
В этот раз Пятахин схватился за боярышник.
Боярышник обломился.
— А давайте его оставим, — предложил Листвянко громко.
— Зачем? — не понял Гаджиев.
— Просто, — пожал плечами Листвянко. — Для прикола. Пусть тут до утра побарахтается.
— Правильно! — согласилась Жохова. — Ему полезно будет!
— Я плаваю плохо, — сообщил Пятахин.
— Такие, как ты, не тонут, — отмахнулся Листвянко.
— Его судорога может свести, — заметил Гаджиев. — А если вода теплая, то приступ сердечный.
— В таких местах лучше не оставаться. — Герасимов кивнул на воду. — У нас недалеко от батора есть такой, яйцами тухлыми воняет. И вода тоже черная. Туда однажды собака ночью свалилась, утром пришли посмотреть, а она уже сварилась.
Заговорил. Герасимов заговорил. Четыре предложения, душераздирающая быль про собаку. Вот это да.
Пятахин попробовал выбраться еще раз. И снова не получилось, в этот раз оборвалась земля и хорошенько Пятахина присыпала.
— Давайте проголосуем, — предложил Листвянко. — Сидеть ему тут…
— Это Полелюев колодец, — перебил Капанидзе. — Он бездонный.
Капанидзе устроился между кустами шиповника, обирал едва успевшие завязаться ягоды, жевал. Заворота кишок он явно не боялся.
— Я не хочу в бездонном всю ночь сидеть! — почти крикнул Пятахин. — Доставайте!
Пятахин принялся барахтаться активнее, пытался дрыгать ногами.