Кусочек жизни. Рассказы, мемуары

Эх, милая моя, такое в жизни бывает, что и нарочно не выдумаешь.

Таня Соколова

Глаза у Тани Соколовой всегда немножко красные. Носик засморканный. Пухлое личико бледно, выражение личика вдохновенное. Но Таня Соколова вовсе не несчастна, а глаза у нее красные не от горя, а оттого, что на них часто навертываются слезы, вызванные трогательными и торжественными темами разговоров. Таня Соколова говорит только о подвигах, о христианстве, о загробной жизни, о жертвенности, о чудесах и праведниках.

Но ведь жить все-таки надо на этой грешной и презренной земле. Квартирная хозяйка, оскорбительно-земное существо, каждый месяц требует денег за комнату.

— Мне это тяжело, — вздыхает Таня.

— Не поймите меня неправильно. Я не в материальном смысле. Конечно, мне трудно иногда заплатить, но не это мучает меня. Меня мучает эта грубость мысли, эта узость понятий, это отсутствие всякой духовности. Я прямо понять не могу — как так можно из месяца в месяц помнить, что тебе должны заплатить за комнату?

— Да ведь домовладелец-то с нее требует?

— Ах, до него мне нет никакого дела. Это человек чуждой нам духовной культуры. Речь не о нем.

— Да он ее со своей чуждой культурой просто-напросто выгонит, если она в срок не заплатит.

— Ну, что ж — разве это так важно? Лишится квартирки? Боже мой, разве это важно? Люди жили в пустыне, в пещерах и, наверное, были счастливее, чем мы в нашей роскоши, с нашими гнусными ванными, электричеством и газом. Жили в пустыне, питались воронами, то есть не питались, не ели воронов, а вороны им пищу приносили.

— Таня, голубчик, так ведь вашей квартирной хозяйке ворон ничего носить не станет.

— Почему? Зачем отчаиваться? Нужно совершенствоваться, углублять духовную свою жизнь, тогда и вороны с удовольствием… Только ведь мы меньше всего об этом думаем. Вот была я недавно в банке. Видела банкиров. Ужас. Загородились решетками, чтобы их не обокрали. Сидит каждый у своего окошечка и трясется над деньгами. Разве они думают о чем-нибудь возвышенном? Это даже и предположить невозможно. Думают об каких-нибудь перчатках да об вареньях. Ну да что об этом говорить! Вы, наверное, в душе только насмехаетесь: вот, мол, сидит дура и всех учит. Я и сама знаю, что дура, да что же поделаешь. Вот на меня вчера чиновник в префектуре накинулся, что я свою очередь пропустила. Я ему прямо сказала, что у меня душа не тем была занята. Разве можно всю эту суетность запомнить, когда в душе такая бездна неразрешимых вопросов!

— Ну, и что же чиновник?

— Чиновник? Сделал, конечно, вид, что ничего не понял, но, наверное, зерно заронилось.

И вот опять Таня Соколова. Те же красные веки и засморканный носик, но губы сжаты твердо, брови сдвинуты, выражение лица волевое.

— Кончено!

— Что, Таня, кончено? Не пугайте!

— Что кончено? Безвольное нытье и блуждание за облаками. Нужно встать на землю двумя ногами. Нужно работать, трудиться в поте лица, есть свой кусок хлеба — хотя у меня вообще редко бывает испарина. Довольно быть дурой. Мне теперь открыли глаза на новую жизнь. Можно быть полезной людям не только одними разговорами, хотя, конечно… будить душу… Но довольно об этом. Надо заниматься делом. И поверьте, что я не такая дурочка, как кажусь на первый взгляд. Я отлично понимаю, что такое коммерческая выгода. Конечно, до сих пор я мало этим занималась, но практическая сметка — это дело врожденное, этому научить нельзя ни за что и искоренить в человеке тоже нельзя. Есть такие бестолковые, что ни за что его ничему не научишь. А другой с полуслова схватывает свою пользу. Я, например, сразу вижу, если где нажива. Вот вы, кажется, смеетесь? Это отчасти даже оскорбительно. Впрочем, откуда же вам меня знать? То есть, в деловом отношении. Я и сама-то себя не знала. А вот мадам Бурси так прямо даже удивилась, как я скоро все схватываю. Зачем же, говорит, вы так глупо до сих пор жили, если вы все так толково понимаете и впоследствии сможете принести пользу ближним. Мадам Бурси прямо даже ахнула.

— А что это за Бурси?

— Мадам Бурси? Вы разве не знаете? Она говорит, что ее в эмиграции каждая собака знает. Ох, простите, как-то нехорошо вышло. У меня всегда как-то так не то получается… Мадам Бурси русская, недавно за француза вышла. Глубокого ума человек и самого разно-стороннего опыта. Я петли на чулках подымала. Наша консьержка меня и рекомендовала кое-кому. Вот приношу я Бурси чулки, а она и говорит вскользь: «Совсем забыла, как вареники делают». А я и говорю: «Да очень просто — так и так». И все ей и рассказала. Она обрадовалась: «Вы, спрашивает, может быть, и польский борщ умеете?» Я говорю: «Да, умею». Она еще больше обрадовалась: «Приходите, говорит, сегодня вечером приготовим вместе обед. Я хочу своего мужа француза удивить русским вкусом».

Ну что ж, я с удовольствием. Все ей приготовила, она страшно довольна, француз тоже. Даже пригласили с собой отобедать. Ну, да уж это было бы неделикатно с моей стороны.

Ну, она такая милая, пригласила еще приходить, пирог спечь.