КУТУЗОВ

Мужики помрачнели.

– Неужто Аполиён все заберет? – спрашивали они у солдат.

– Подавится! – уверенно отвечал Левон.

Ближайшие деревни тоже готовились сопротивляться врагу, не допускать к себе фуражиров, бить врага поодиночке, где только можно.

В соседнем селе взялся командовать мужиками семидесятилетний отставной суворовский капитан.

Во всех деревнях зарывали в землю зерно, а скот держали в лесу.

Незваных гостей ждали каждую минуту.

И наконец дождались.

На третий день, около полудня, с дороги прибежали возбужденные мальчики и, перебивая друг друга, радостно, как будто сообщали приятную весть, сказали, что с большака едут верховые с подводами.

Ударили в колокол.

Деревня встревожилась. Бабы с плачем бежали к лесу, унося с собой малых ребят. Мужики со своим оружием быстро собрались у старостиной избы.

Как было заранее условлено, Черепковский уводил партизан в лес, а староста оставался со стариками в деревне – принимать непрошеных гостей, угощать, занимать их.

Левон отрядил Табакова на дорогу высмотреть по-за кустами, кто пожаловал и сколько.

Уже у околицы Табаков встретил запыхавшегося, красного Петьку, который караулил на березе. Шустрый Петька успел-таки скатиться с дерева и примчаться домой раньше французов.

– Девятеро… все в зеленом… на них шапки с хвостами… А один с высокой такой… в синем… и пика… и три телеги… – задыхаясь, выпалил Петька.

Стало все ясно: фуражиры драгуны и польский улан-переводчик.

«У драгун ружья и палаши, у улана пика и сабля… Эх, хорошо бы заполучить девять ружий и девять палашей, саблю да еще пику!» – подсчитывал в уме Табаков.

Он отправил Петьку проследить, что будут делать дальше драгуны, а сам пошел к Левону и партизанам, засевшим в кустах на опушке леса.

– Десять человек. На каждого из них у нас, почитай, по пяти человек. Да вот у них девять ружей, а у нас – одно! – зашептал дружку Табаков.

– Ничего, Савка, справимся! – ответил спокойный Левон.

Минут через пять прибежал Петька с новым известием. Драгуны, увидав на лугу стога сена, повернули к ним. Шестеро спешились, оставив оружие при телегах, стали накладывать сено: трое влезли на стога, а трое остались внизу. Один верховой ездит по лугу, сторожит. А двое драгун и улан направились в деревню.

– Угощаться! – сказал Черепковский. – Ну, мы их «угостим»!

Он поручил Табакову и трем партизанам идти в деревню и постараться захватить коней улана и драгун, а сам повел остальных к лугу.

– Как я свалю из ружья того верхового, бросайтесь с криками «ура» на троих, что внизу, – приказал он. – А трое на стогах никуда от нас не уйдут. Только бы ружье не подвело! Эх, если бы сюда мое, пристрелянное, привычное!.. – беспокоился Левон, устраиваясь поудобнее в кустах.

Драгуны, не чуя опасности, накладывали сено, весело переговаривались.

До верхового было шагов не более сорока.

Черепковский подождал, когда верховой остановился, прицелился в зеленый мундир и нажал собачку. Раздался сильный выстрел – кузнец не пожалел пороха, заряжал ружье пулей, как на волка. Драгун свалился замертво с коня. Мужики бросились со всех сторон на драгун, которые не успели схватиться за оружие.

В минуту все было кончено. Партизаны быстро разобрали оружие убитых врагов. Наконец у Черепковского оказалось в руках настоящее добротное ружье и целый патронташ с патронами. Теперь можно воевать!

Левон знал, что улан и драгуны услышат выстрел и шум на лугу, встревожатся и бросятся из деревни, поэтому Черепковский крикнул тем, у кого оказались ружья, бежать с ним к деревне, чтобы не выпустить живым ни одного врага.

Но в деревне справились с «гостями» без них.

Услышав выстрел и крики, мальчишки ловко угнали французских коней, а Табаков с парнями ворвался в избу.

Улан и два драгуна сидели за столом у старосты – угощались вовсю. Они беспечно оставили при себе только холодное оружие – драгунские ружья лежали на лавке, у порога. Табаков и партизаны накинулись на драгун и улана и прикончили их тут же, в избе.

Победа была полная.

Со стороны партизан потерь не оказалось. Только один из драгун успел схватить со стола медную кружку и разбил Табакову переносье. Глаз у Савелия сразу подпух.

– Вот, Левон, теперь не только у тебя глаз подбитый, – смеялся неунывающий Табаков. – А молодцы мужики, храбро работали!

– Мужик на все сгодится: и землю пахать и врага стреблять! – удовлетворенно говорил Черепковский.

Начиналась новая, партизанская жизнь.

Глава седьмая

ФИЛИ

Незавидна в подобные дни судьба главнокомандующего, к тому же обязанного скрывать под личиною бесстрастия все в душе его происходящее!

Кутузов между Бородином и

Москвою должен был выстрадать века целые.

П. Граббе

Офицеру и солдату воспрещается говорить то, что может устрашить товарищей.

Наставление пехотным офицерам в день сражения

I