Кутузов

Визирь мог еще уповать на помощь со стороны Виддина. Желая пресечь ее, Кутузов приказал Зассу повторять против корпуса Измаил-бея, стоявшего на левой стороне Дуная, тот же самый маневр, какой был произведен им самим против армии Ахмед-паши. Генерал-майор граф Воронцов с тремя батальонами и тремя эскадронами перешел реку, соединился с сербским отрядом Миленко Петровича и отразил все атаки турецкой конницы, вымчавшейся из Виддина. Теперь и Измаил-бею грозила опасность оказаться в окружении. Через парламентера он изъявил готовность уйти за Дунай, если русские отступят от Виддина.

Михаил Илларионович этим не ограничился. Русский главнокомандующий прекрасно понимал, что и на правой, турецкой, стороне Дуная Измаил-бей по-прежнему опасен. Он двинется на Рущук, чтобы деблокировать осажденный у Слободзеи лагерь. 6 ноября генерал-майор Репнинский по приказу Кутузова форсировал Дунай у Лом-Паланки и разгромил авангард Измаил-бея, а 12 ноября граф Воронцов овладел турецкими запасами продовольствия. Уже на другой день Измаил-бей начал поспешно отступать к Софии. Последняя надежда на помощь у турок, окруженных близ Силистрии, была потеряна.

Положение их сделалось невыносимым.

Ежедневно умирало уже больше трехсот человек. Сначала тела бросали в Дунай, но потом вообще перестали обращать на них внимание и просто оставляли на том месте, где турок настигала смерть. Тысячи несчастных выползали из лагеря и кидались на колени перед казаками, выпрашивая у них кусок хлеба, и предлагали взамен все, что имели, даже свое драгоценное оружие. Более полутора тысяч бежало к русским. Но это были уже не люди, а какие-то тени, изнемогшие от нужды и бедствий. Когда начинал дуть южный ветер, то весь русский лагерь наполнялся отвратительным смрадом. Несколько раз Михаил Илларионович предлагал Чапан-оглу сдаться, но тот никак не хотел согласиться на это без приказа визиря.

Время шло.

Кутузов силой стремился вырвать у Порты столь желанный для России мирный договор. Наполеон уже не скрывал своих воинственных намерений. Новая кампания на западных границах России угрожала отрезать Молдавскую армию, которая, оказавшись меж двух огней, вынуждена была бы отступить за Днестр, а может быть, и дальше. Учитывая все это, Михаил Илларионович начал переговоры с Ахмед-пашой.

Сначала визирь осмелился предложить границей Днестр, но ему ответили так, что больше он уже не рисковал повторять это. Чуть позже он заявил, что готов признать за Россией часть Бессарабии и далее земли по левому берегу реки Прут, а затем – и всю Бессарабию. Кутузов полагал, что, таким образом уступая, Ахмед-паша дойдет наконец до реки Серет, к чему уже склонялись и в Петербурге. Но вскоре Михаил Илларионович понял, что такую границу можно получить только после новых подвигов, ожидать которых было поздно.

Переписка двух главнокомандующих продолжалась.

Ахмед-паша сообщал, что очутившийся в плену племянник Кутузова окружен вниманием и заботой и что ему даже лучше у «отца», то есть у визиря, чем у дяди. Он рассказывал далее в письме, что из присланных ему десяти лимонов пять отдал Павлуше. Великий визирь просил также вернуть государственную печать, без которой, как он утверждал с восточной хитростью, любой заключенный им договор не обретет силы. А затем Ахмед-паша, без размены, прислал неожиданно и самого Павлушу Бибикова, которого Михаил Илларионович, основательно пожурив, отпустил к родным для излечения раны...

Наконец было назначено перемирие.

По заключенному с визирем договору русские доставляли ежедневно осажденным у Слободзеи десять тысяч полуторафунтовых хлебов, соль и триста фунтов говядины – вполне достаточно провизии, чтобы эти несчастные не умерли с голоду. Однако всеми благами пользовались начальники с их свитой и янычары, которые втридорога перепродавали провизию солдатам. Разумеется, только тем, у кого еще имелись деньги.

В Журже начал заседать конгресс, мало-помалу превратившийся в бесконечные словопрения. Русские интересы защищали тайный советник Андрей Яковлевич Италинский, дежурный генерал Молдавской армии Иван Васильевич Сабанеев и действительный статский советник Иосиф Петрович Фонтон. Порту представляли кахья-бей – заместитель великого визиря, а позднее и сам великий визирь Мехмед Саид Галиб-эфенди, ардони-кадий – главный судья турецкой армии Ибрагим Муфти-заде Селим-эфенди и секретарь янычарского корпуса Абдул Хамид-эфенди. Кроме того, в конгрессе участвовал хитрый, пронырливый и продажный князь Димитрий Мурузи, первый драгоман Порты, которому русские, в случае успеха, обещали отдать Валахию.