Кутузов. Книга 2. Сей идол северных дружин

Колонна эта, состоявшая из полков, изнуренных длительным отступлением от самого Браунау, была наиболее слабая. Теперь ей приходилось отражать непрерывные атаки французов с фронта и своего правого фланга. Она защищалась долго, отчаянно и удерживала свои позиции, отбрасывая неприятеля штыками. Но когда были ранены генерал-майоры Берг и Репнинский, их бригады, оставшись без начальников, пришли в замешательство и вся колонна начала отходить.

Кутузов при этом известии поехал в самую гущу боя. Поднимаясь на возвышенность, которую уже обтекали французы, он нашел там Фанагорийский и Рижский полки, отрезанные от 2-й колонны генерал-лейтенанта Ланжерона. Встав на пути отступавших солдат, он закричал им:

– Ни шагу назад! Стоять насмерть!..

В это время французская пуля пробила Кутузову щеку. Лейб-медик Виллие, посланный Александром, спросил у Михаила Илларионовича при перевязке, болит ли рана.

– Здесь не болит, – отвечал главнокомандующий и показал рукой на русские колонны левого фланга, оказавшиеся в клещах: – Там болит…

Исход сражения был решен. В суматохе не могли найти русского императора, который остался в ночи в сопровождении лишь Виллие и двух казаков. Кутузов встретил его у местечка Годъежиц, на дороге в Чейч. Александр сидел под деревом, закрыв лицо платком, и горько рыдал. Так как экипаж Виллие со всеми вещами и платьями исчез, а государь жестоко страдал от холода, ему была куплена у местного еврея за три червонца заячья куртка, которую он натянул поверх мундира.

Александр кинулся Кутузову на шею и некоторое время молча простоял так, словно прося у него прощения за юношескую свою горячность.

Но мнительность и особое памятозлобие русского императора уже никогда не вернут Кутузову августейшего расположения и доверенности…

10

Поутру, в Чейче, адъютанты застали Кутузова в чрезвычайной печали. Слезы текли по лицу генерала ручьями, он плакал неутешно, приговаривая:

– Бедный Фердинанд! Что я скажу Лизоньке! Она ведь едет в армию…

Желая успокоить главнокомандующего, Кайсаров сказал:

– Михайла Ларионович! Мы никак не ожидали видеть вас в таком отчаянии после того великодушия, с каковым перенесли вы вчера сей болезненный удар…

Кутузов поднял распухшее от слез лицо.

– Вчера? – сказал он. – Вчера я был начальник. А сегодня – отец!..

Весь день Михаил Илларионович не выходил из комнаты; завтрак и обед из любимых им блюд, принесенных Дишканцом, стояли нетронутыми.

Лишь через два дня он написал дочери:

«Лизонька, мой друг сердечный, у тебя детки маленькие, я лучший твой друг и матушка; побереги себя для нас. Я пойду с армией по другой дороге, через Венгрию, куда тебе никак в теперешнее время доехать нельзя. Поезжай поскорее к своим деткам и матушке, и я скоро к вам приеду. Боже тебя благослови и подкрепи».

– Паисий! – позвал он Кайсарова. – Поезжай, голубчик, завтра пораньше в лейб-гвардии конный полк и отыщи там ротмистра Опочинина. Он отправится с письмом в Тешен к Лизоньке и отвезет ее в Россию… – Кутузов замолчал, опустил седую голову и со слезами закончил: – Ежели, конечно, и Федор Петрович не последовал за Фердинандом…

Тизенгаузен скончался во французском лагере после трехдневных страданий. Сам Наполеон отметил его подвиг, когда, подхватив выпавшее из рук убитого солдата полковое знамя, двадцатичетырехлетний флигель-адъютант увлек за собой батальон в атаку. Весть о его смерти Кутузов долго скрывал от Елизаветы Михайловны.

Она еще лишь догадывалась о несчастье, как приключилась у нее жестокая нервная горячка. Михаил Илларионович страшился и за ее здоровье, и за здоровье осиротевших внучек – Катеньки и Дашеньки. Мучился он и мыслью, что его, как главнокомандующего, в Петербурге винят за поражение. «Могу тебе сказать в утешение, – пишет он Екатерине Ильиничне из Венгрии, – что я себя не обвиняю ни в чем, хотя я к себе очень строг. Бог даст, увидимся; етот меня никогда не оставлял».

Между тем уже 26 ноября было подписано перемирие между Наполеоном и императором Францем. Весь декабрь 1805 года, с разных концов Европы, русские войска возвращались в свое Отечество. Большая часть их – армия Беннигсена, корпуса Эссена, Толстого, Анрепа – не имела случая за целый поход сделать ни одного выстрела.

Заканчивался тяжелый для Кутузова 1805 год. 26 декабря, из местечка Кашау, он отправил с Багратионом письмо Екатерине Ильиничне, где снова тревожился о дочери: «Не знаю, мой друг, как ты сладишь с бедной Лизонькой? Ей здесь не сказали о кончине Фердинанда. Дай Бог ей и тебе силу». Тесть – граф Иван Андреевич уже получил от Михаила Илларионовича печальное извещение.

Теперь, когда страшное нервное напряжение спало, вернулись и вновь начали одолевать старого воина прежние хвори. Во всю кампанию не до того было, но с тех пор, как Михаил Илларионович вернулся к обычному мирному распорядку – вовремя ел, вовремя спал, получил возможность на ночь раздеваться, – он почувствовал припадки, которых не ощущал в жестоких трудах. Мучительно ныли кости, ломило руку, к которой он начал прикладывать английскую мазь, душил кашель и болели, болели глаза.