Когда армия совершала боковое движение, арьергард под командой Милорадовича в назначенное время тоже повернул на запад. На всех пересекаемых им дорогах Милорадович оставлял отряды с приказанием каждому из них не следовать уже за общим движением, а при появлении неприятеля отступать той дорогой от Москвы, на которой находился. Мюрат, посланный Наполеоном, долго шел по Рязанскому тракту за двумя казачьими полками в уверенности, что перед ним главные силы Кутузова. Только в Бронницах, за Пахрой, король Неаполитанский понял свою ошибку и поворотил к Подольску.
Тем временем Кутузов, прибыв с войсками в Красную Пахру, немедленно велел конному отряду Дорохова идти на Можайскую дорогу для истребления французских транспортов и команд, двигавшихся к Москве. Набеги Дорохова были удачны: в течение недели он взял в плен до полутора тысяч человек и уничтожил парк в восемьдесят ящиков. Узнав о появлении русских в своем тылу, Наполеон спешно послал для очищения Можайской дороги сильный отряд, но Дорохов отступил так искусно, что, ретируясь, наголову разбил два эскадрона гвардейских драгун.
Кутузов намеревался собраться с силами, дать время разгореться народной и партизанской войне и в особенности, по любимому его выражению, «усыпить Наполеона в Москве». Никто не мог знать, что предпримет Наполеон, но Кутузов, развивая свой план, добивался военного перевеса сил над неприятелем. Русский полководец продолжал отступать – теперь уже по Старой Калужской дороге, выигрывая время, усиливая свою армию и постепенно изматывая противника.
Великий ум его постиг характер и свойство Отечественной войны.
15 сентября армия выступила из Красной Пахры в Тарутинский лагерь. Мюрат несколько раз производил внезапные налеты: самый значительный бой произошел 17 сентября под Чириковом, где был взят в плен начальник штаба у Неаполитанского короля генерал Феррье. Мюрат просил об освобождении его под честное слово, но Кутузов ласково отказал. 20 сентября русские перешли реку Нару и вступили в Тарутинский лагерь. Фельдмаршал приостановился на высоком берегу Нары и, словно предрекая будущее, произнес:
– Отсель ни шагу назад!..
Маленькая деревушка Леташевка на Старой Калужской дороге, вблизи Тарутина, на целые две недели сделалась военным центром России. Сюда приезжали со всех концов страны, чтобы убедиться, что русская армия готовится к новым сражениям, и предлагали свои услуги Кутузову. Откуда что явилось! Из Южной России к Тарутинскому лагерю везли всякие припасы. Среди биваков вдруг открылась торговля. Крестьяне из ближних и дальних селений приезжали повидаться с оставшимися в живых родственниками и земляками. Крестьянки толпами ежедневно приходили с гостинцами в полки отыскивать мужей, сыновей, братьев и говорили:
– Только дай нам, батюшка, пики, то и мы пойдем на француза…
Казалось, вся Россия сходилась душой в Тарутинском лагере. Каждый истинный сын Отечества из самых отдаленных пределов стремился сюда если не сам, то мыслью и сердцем, жертвуя зачастую последним своим достоянием.
Армия в короткий срок выросла до ста тысяч человек, не считая казаков и ополчения. Войска укомплектовали рекрутами, лошадьми, зарядами, снабдили сухарями и тулупами, сапогами, валенками, а лошадей – овсом и сеном. Всем выдали жалованье, и, сверх того, нижние чины награждены были за Бородинское сражение по пять рублей ассигнациями. Ежедневно в Тарутино прибывали из Тулы новые пушки и единороги, и артиллерийский парк снова умножился, составив 622 ствола. 2-я армия, особенно пострадавшая при Бородине, была присоединена к 1-й, Западной.
Между тем в тылу у Наполеона все ярче, все неодолимее разгорался пожар народной войны.
Еще из Царева Займища Кутузов обратился с воззванием к смолянам: «Достойные смоленские жители, любезные соотечественники! С живейшим восторгом извещаюсь я отовсюду о беспримерных опытах в верности и преданности вашей к Престолу Августейшего Монарха и к любезнейшему Отечеству. В самых лютейших бедствиях своих показывайте вы неколебимость своего духа. Вы исторгнуты из жилищ ваших; но верою и верностию твердые сердца ваши связаны с нами священными, крепчайшими узами единоверия, родства и единого племени. Враг мог разрушить стены ваши, обратить в развалины и пепел имущества, наложить на вас тяжкие оковы; но не мог и не возможет победить и покорить сердец ваших. Таковы Россияне!»
Новым, грозным смыслом наполнилось слово «партизаны», доселе обозначавшее лишь участников «партии» – отдельного отряда.
Перед Бородинской битвой к Кутузову явился Багратион с предложением своего бывшего адъютанта Давыдова[24]
создать в тылу у неприятеля конные партии из гусар и казаков. Светлейший, по своей осторожности, выделил на первый случай пятьдесят гусар и сто пятьдесят казаков. Но то была искра, от которой возжегся губительный костер. К той поре, когда русская армия расположилась в Тарутинском лагере, Москва уже была окружена плотным партизанским кольцом.