Кутузов

"Теперь, мой дорогой и уважаемый коллега, я рискую каждую неделю получить расстройство желудка от ста и более турецких блюд, которые мне подносят все те, с кем я вел переговоры. Но я сейчас буду присутствовать на шестом и последнем обеде, который должен мне дать Рашид-рейс-эфенди".

На обеде у министра иностранных дел Михаила Илларионовича рассмешило то, что хозяин, подымая бокал, вдруг сказал по-русски:

— Хватим!

Кто-то же научил его этому!

Министр не переставал быть внимательным и любезным с Кутузовым. Его речь была пересыпана такими цветами турецкого красноречия:

— Времена ваши да будут благополучны!

— Слава аллаху, носом моего сердца я беспрестанно нюхаю почку розы благовонного ума вашего!

— Двери искренней дружбы всегда пребудут отверстыми между нами!

— Веления ваши на голове вашего раба!..

На словах у турок все было хорошо, но на деле происходило иначе. Турки все так же запрещали перегружать товары с русских судов на турецкие для вывоза в Средиземное море, чем наносили большой вред русской торговле. Купцы вынуждены были продавать хлеб в Константинополе, теряя при этом на каждой четверти по три рубля.

За 1793 год убыток составил более полумиллиона рублей.

И самое главное — турки хотели повысить тариф на ввоз и вывоз товаров.

По торговому договору Турции и России 1783 года, подтвержденному в 1791 году, на товары, вывозимые из Турции и ввозимые русскими подданными, были установлены таможенные пошлины в три процента.

Англии и Франции не нравилось, что Россия находится в более благоприятном, привилегированном положении, чем они.

Английский посол в Константинополе Энсли подбил турок требовать пересмотра 21-й статьи торгового договора.

Кроме пронырливого Энсли, плел интриги против России драгоман Порты — коварный, мелочный Мурузи.

Михаил Илларионович приметил его "недоброхотство". Он знал, что Мурузи будет стараться укусить исподтишка.

Это было в его характере — недаром он родился в константинопольском квартале Фанара, где, как говорили, сын готов убить своего отца из-за нескольких пиастров — и сделает это так ловко, что его не смогут наказать по закону.

Братец драгомана господарь Волошский Александр Мурузи также старался хоть по мелочам пакостить России: всячески препятствовал русской торговле, создавал разные затруднения тем, кто хотел переселиться в Россию. Кутузов понимал, что Турция ведет разговоры о повышении тарифа только на всякий случай: авось удастся, авось Россия пойдет на уступки. К войне Порта не была готова.

Он велел передать великому визирю, что Россия не потерпит нарушения договоров, что если турки предпочитают войну, то Россия готова отстаивать свои интересы с оружием в руках и туркам от этого будет не легче, что "коварство и худая верность" Порты могут наконец вывести Россию из терпения.

Поверенный в делах Хвостов передал Юсуф-аге и о кознях Мурузи.

Мурузи струсил, юлил, изворачивался, как змея, прикидывался невиноватым, хотя в это же время у него в доме скрывался приехавший в Константинополь шпион Анжели.

Курьер привез из Петербурга рескрипт Екатерины II — решительный отказ пересмотреть тариф.

Михаил Илларионович передал через Хвостова отказ России и ждал, что на это ответят турки.

Но прошла неделя, другая, а турки молчали.

— Молчание есть признание, — решил Михаил Илларионович.

Он знал, что момент для разрыва отношений с Россией — весьма неподходящий. Пограничные крепости Турции не приведены в должное состояние, казна пуста, флот слаб, в ряде провинций продолжаются мятежи.

А штыки Суворова и пушки Ушакова, готовые к делу, заставляли турок все больше думать о мире.

Учтя все это, Кутузов стал категорически настаивать, чтобы турки разрешили перегружать товары с русских судов на турецкие.

Султан разрешил, но сказал, чтобы это не получило широкой огласки, чтобы не узнали другие послы.

Таким образом Кутузов и здесь добился полной победы: русская торговля в Архипелаге была в безопасности от всяких посягательств французов.

Все задачи, поставленные перед Кутузовым, были им успешно выполнены: мир, насколько возможно, упрочен, Россия занимала в Константинополе все такое же привилегированное положение, тариф остался по-прежнему низким, свобода русской торговли в Средиземном море — обеспечена.

Михаил Илларионович ждал вызова на родину: дипломатическая работа надоела.

"…Хлопот здесь множество: нету в свете министерского посту такого хлопотливого, как здесь, особливо в нынешних обстоятельствах, только все не так мудрено, как я думал; и так нахожу я, что человек того только не сделает, чего не заставят. Дипломатическая кариера столь ни плутовата, но, ей-богу, не так мудрена, как военная, ежели ее делать, как надобно…" — писал он жене.

И вот наконец Кутузов получил от коллегии иностранных дел указ, подписанный 9 декабря 1793 года Остерманом, Безбородко и Морковым. Он начинался обычными фразами: "Высоко— и благоурожденный, нам любезноверный…"

В указе говорилось о том, что Кутузов может возвращаться домой и что чрезвычайным посланником и полномочным министром при Порте Оттоманской назначен камер-юнкер Виктор Павлович Кочубей.