Кувшинки в снегу

Его руки жадно шарили по её телу, Лилия молча вырывалась, мотала головой, пытаясь увернуться от настырных, слюнявых губ. «Ну что ты, голубка, отдайся простому парню, не пожалеешь, а угодишь, женою в дом возьму», – Лилия невольно вскрикнула, когда Пётр рванул вверх подол её рубахи и попытался повалить в высокую траву. В ту же секунду стремительная серая молния вылетела из кустов, клацнули челюсти, и крик боли разорвал тишину спящей деревни. Локи вцепился в руку Петра, которой он пытался задрать подол рубахи девушки, ещё через секунду вылетел Тор, и его челюсти сомкнулись на ноге обидчика. Лилии пришлось поднять голос, чтобы волки разжали свою стальную хватку и выпустили парня. Он тут же бросился бежать, прихрамывая и придерживая окровавленную руку. С тех пор Пётр посматривал на Лилию с затаённой ненавистью, но больше к ней не подходил, и этого ей было достаточно, чтобы чувствовать себя свободно.

Лилия быстро и уверенно двигалась по тропе, свою белую толстую косу она перебросила на грудь, чтобы не стучала по спине при быстрой ходьбе, лук и колчан со стрелами приятно оттягивали ей плечи. Этот лук Лилия упросила купить старую Травену. Та частенько общалась с заезжими купцами, у которых выторговывала рукописные книги в обмен на пушнину, любые, какие только попадали в их края.

Они так привыкли к этой сумасшедшей старухе, которая почти единственная в этой глуши покупала книги, что долго хохотали, когда она попросила самый лучший лук, который они смогут достать, спрашивали, не спятила ли бабуля окончательно, решив, видимо, положить всех жителей этой грязной деревеньки. Но так как платила бабуля всегда хорошо, просьбу её уважили и лук привезли. Ах, как тогда Лилии самой хотелось выбежать к купцам, потрогать привезённое оружие, но мать никогда не разрешала ей выходить к торговому люду. Лилия не понимала этого запрета, а мать никогда не объясняла, почему ей можно сколько угодно общаться с деревенскими жителями, а купцам нельзя даже на глаза показываться. Интуитивно она знала, что причины на то у Травены были, просто она не хочет о них рассказывать, и требование матери выполняла. Хотя с каждым годом выполнять его становилось всё трудней. Деревня росла, в ней все чаще появлялись новые люди: вслед за купцами пришли на берега Камы русские крестьяне. Кто искал свободную землю, кто бежал от кабалы, от неправого боярского суда. Селились они рядом с коми-пермяками, вместе выжигали лес под пашню, сеяли рожь, ячмень, да и защищаться от постоянных набегов дружин зауральских ханов вместе было сподручнее. Вместе они подсыпали вал вокруг поселения, поставили новый частокол. Ходили даже слухи, что великий князь Московский Василий Васильевич собирается послать сюда своего наместника, который должен будет укреплять и расширять зону московского влияния. Но слухи ходили давно, а дружинники так и не появлялись. Видимо, в великокняжеском окружении было мало желающих отправляться в такую глушь, хотя Лилия и не считала эту деревню глушью, к селению уже проложили какую-никакую дорогу, и купцы теперь прибывали не только по реке, но и посуху, а два раза в год проходили большие ярмарки…

Шум воды отвлёк Лилию от размышлений, она подходила к ручью, рядом с которым было её любимое место: ручей стекал в небольшую впадину, образовывая круглое озерцо, а потом продолжал свой путь к реке. Озеро окружали стройные сосны, их зелёные вершины, казалось, заглядывают в озеро, как в зеркало, любуясь своим отражением на фоне ярко-голубого неба. В начале лета в озере распускались белоснежные кувшинки, прекрасные водяные лилии сияли как звёзды на глади воды. А сейчас на поверхности плавали лишь потемневшие листья, берега покрывала жёлтая прошлогодняя хвоя, кое-где ещё лежали островки снега, но робкая зелёная травка уже пробивалась к солнышку, вызывая у Лилии улыбку. Она подошла к озеру и, улыбнувшись своему отражению, зачерпнула пригоршню холодной сладкой талой весенней воды. Напившись, девушка поднялась и замерла, наслаждаясь звуками и скрытыми токами пробуждающейся природы.

* * *