Кувыр-коллегия (СИ)

Шаров вошел в жаркое и душное помещение, где работали прикованные к стенам железными цепями люди. Это были те, кто рубли Демидову из серебра найденного чеканил.

— Эй, Захар! Захар!

— Чего? — отозвался старый седой как лунь мастерко, что был здесь за старшего.

— Сколь рублевиков ты от третьего отчеканил?

— Да вот в корзине пять сот будет. Все считаны.

— Давай сюда корзину-то.

— Дак она не полна ишо. На кой она те?

— Давай говорю! — прикрикнул Шаров. — Чего пасть разинул? Приказ хозяина нашего. Я что ли просто так сюда пришел?

— Такого не бывало, — с тревогой проговорил Захар, и его цепи жалобно звякнули.

— Хозяину виднее. А вы работу продолжайте. И за то я вам, коли много сробите, завтрева винца поднесу.

Старший приказчик взял тяжелую корзину и закинул себе на спину.

"Своя ноша не тянет".

Двери за Шаровым закрылись и мастера переглянулись в тревоге. Все почувствовали опасность.

— Кажись все, — проговорил Захар.

— Чего все-то? — спросили его.

— Не жить нам более братчики! Задумал погубить души наши Демид.

— Дак серебро здеся! Как губить, ежели мы рублевики чеканим?

— А для чего в цепях сидим? — вскричал Захар. — Что поведать про то не могли никому. Вот и спрятал нас Демид в этой подземной яме до веку.

— Дак он работать далее велел и винца сулил.

— Винца те черти на том свете поднесут в сковороде горячей.

— Да не могет быть того, Захар. Серебро то здеся!

— Да что ему серебро? Демуду на сие начхать. Али мало добра у него припрятано в слитках? С чего тогда Шаров корзину забрал? Ведь не полна она ишо.

— И то верно.

— Спаси Христос!

Все вокруг замолкли. Нужно было примириться с богом. Иного времени для сего могло у работных людей более не быть….

Шаров с корзиной вышел из башни отправился в свой дом прятать серебро. Сегодня в его руки попало целое состояние. А Рябой, перекрестясь, отодвинул заслонку. Вода стала наполнять подвалы. И ничего офицеру Улриху уже доказать будет невозможно……

Год 1735, декабрь, 1 дня. Санкт-Петербург. В доме у Густава Бирена, брата фаворита, и шефа лейб-гвардии полка Измайловского. Густав Бирен и Акинфий Демидов.

Акинфий Никитич Демидов прибыл в столицу империи, и уже много чего до 1 декабря там сделать сумел. Он решил для себя покровителя высокопоставленного сыскать. Ему советовали Остермана, Левенвольде, Волынского. Но он к сим господам ездить не стал, а поехал в дом, где жительство имел Густав Бирен, брат фаворита Анны Ивановны.

Много подарков он младшему Бирену перетаскал: и серебра, и соболей. и тканей, и оружия. А Гутсав за то решил представить его своему брату.

— Сегодня Эрнест вас примет, Демидов. И мы с ним все дело решим.

— Но мне донесли, что государев офицер Улрих уже на Москве и свои следствия заканчивает.

— Да кто такой этот Улрих? Капитан по горному ведомству. Я же шеф лейб-гвардии Измайловского полка. А брат мой обер-камергер! С нами не пропадете, Демидов.

— Но дело больно громкое раздуть могут, ваша светлость.

— Дело то далее берг-департамента пока не пошло, Демидов. А Берг-коллегией у нас заправляет фон Штемберг. А он человек Либмана. А Либман человек моего брата. Вот ежели Либман был бы человеком Остермана, тогда вам стоило бы беспокоиться. Так что все будет хорошо, Демидов. А вы и вправду рубли у себя чеканили?

— Что вы, ваша светлость? Как можно и подумать такое? Чеканить монету то прерогатива государева. Мне ли сирому на то право посягать?

— Хитришь! Ох, и хитришь, Демидов. Ну да, то дело не мое. Я просто так спросил не для доноса. Едем к Эрнесту….

Год 1735, декабрь, 7 дня. Санкт-Петербург. Дворец императрицы.

Анна Ивановна много смеялась над последним анекдотом. Рассказ Юшковой про то как Пьетро Мира попал к своей любовнице уже целый месяц царил во дворце. Иоганн Эйхлер же сделался предметом насмешек. Но более всего придворные хохотали над Франческо Арайя. Однако, смеялись они токмо за спиной капельмейстера, ибо императрица не хотела обижать музыканта итальянского. Она слишком ценила Арайю…

Седьмого декабря во время большого приема императрица как всегда развлекалась в обществе своих шутов и слушала последние сплетни. Уже с месяц как при царице появилась новая шутиха карлица Наталия Новокшенова. Она набирала силу к неудовольствию Бужениновой.

Новокшенова в отличие от куколки была уже стара, суха и костлява. Она всегда говорила какие-то присказки невпопад и тем веселила Анну.

— А скажи, Натальюшка, — Анна толкнула новую карлицу в бок, — что про сие дело думаешь? Кто кого провел в дом? Педрилло наш, капельмейстер Арайя или секретарь кабинетный Эйхлер?

— У того молодца пуговка из оловца, и рогатая скотина — ухават, и птицы сыч да ворона! — изрекла Новокшенова.

— Про кого молвишь? — не поняла царица.

— Да дура она пустоголовая матушка, — заворчала Буженинова. — Мелет не весть чего.

— Бу-бу-бу, бу-бу-бу, сидит ворон на дубу! — прокричала Новокшенова и схватила с подноса яблоко. Тут же стала его грызть.

— А ты про то, что скажешь, твое величество король самоедский? Ты же брат мне коронованный.