Кувыр-коллегия (СИ)

— Дак и я брат твой, матушка, — сказал Балакирев. — Отчего только Лакосте почести, а мне нет? Ведь я царь Касимовский, матушка. Отчего забыла про меня?

Шут Балкиерев напомнил императрице, что еще Екатерина I пожаловала его имениями бывших касимовских царей, и от того он шутовской титул царя Касимовского имел.

— Хорошо! Буду отныне про сие помнить, Ванька. Ну что скажут нам цари? Пока нет здесь моего Арайя, можно говорить!

— Более всех повезло Иогашке Эйхлеру. Он синяками отделался, — заговорил Балакирев. — А вот Адамка твой, что в Педрилло перекрестили, тот вляпался по самые уши.

— Дак не его лупили то, а Эйхлера, — проговорила Анна.

— Эйхлера-то отлупили, но он уже отлежался от побоев да умнее стал. А вот Адамку все еще ожидает.

— Ты так думаешь, Ванька? А что нам Лаксота скажет? — Анна посмотрела на короля самоедского.

— И меня матушка, моя жена поначалу так выделяла, как Дорио Адамку выделяет. И я рад тому был, — произнес король самоедский. — Мол меня выделяет, а иных разных отатлкивает. Но скоро то мне надоело изрядно.

— Надоело? Неужто иным свою королеву самодскую отдать готов для марьяжу любовного? — спросила императрица.

— А хоть и так. Я то внимания ей теперь мало оказываю и она тем недовольна бывает, матушка. И недавно когда я книжку читал новую она ко мне подсега и сказала: "Я бы так желала быть книгю, чтобы вы мой муж уделяли мне столько же внимания".

— А ты что? — спросил обер-егермейстер Артемий Волынский.

— Я ответил, что лучше бы тогда она стала календерем, а не книгою.

— А отчего же календерем? — спросила Анна.

— Тогда её каждый год можно было бы менять.

Императрица захохотала и вслед за ней стали смеяться придворные.

В зал вошел генерал Ушаков и низко поклонился государыне.

— Ваше императорское величество, мною, начальником вашей Тайной розыскных дел канцелярии, проведено следствие по делу князя Голицына Михаила из заграничных стран возвернувшегося.

Анна сразу переменилась в лице. От веселости на нем в единое мгновение и следа не осталось. Придворные также "стерли" усмешки с лиц.

— Где он? — голос императрицы задрожал от гнева.

— За деверьями сего зала дожидается высочайшего позволения войти.

— Пусть войдет! А ты пока докладывай, чего там выяснил по сему подданному моему.

— Позвать князя Голицына! — гаркнул Ушаков в сторону двери слугам, и снова стал говорить императрице. — Вышеназванный князь, матушка, учился в городах разных. И там, за границею женился на девке итальянской именем Лючия. И оную девку с собой в Россию приволок. И женился он, матушка, на католичке и по обряду католическому. И сам в заграницах вере отцов и дедов изменил и стал папистом * (*папсит — католик).

— Ах, вот как! — вскричала Анна. — А меня в своих пасквилях поносил за приверженность мою к иностранцам, что мой престол облепили. А у самого то рыло в пуху! Он вере изменил!

Князь Михаил Голицын предстал перед императрицей. Было ему тогда уже более сорока лет, и был он росту высокого и стати имел гвардейские. Ко двору явился в простом костюме цвету серого без украшений. Это Анну еще более разозлило. Ибо усмотрела она в том новое небрежение воли её самодержавной.

— Так это ты князь Михайла Голицын? — строго спросила императрица.

Князь поклонился.

— И ты меня поносными словами за границею облаял? Не люба я тебе, князь? Роду не такого знатного как ты?

— Ваше величество…

— Молчи! — оборвала его царица. — Знаю, что скажешь! Знаю! Сейчас дабы шкуру свою спасти лебезить станешь! Я вас Голицыных и Долгоруких хорошо изучила. Не о России пеклись вы потомки родов знатных! Только о себе думали. Россия для ваших услад и для вашей власти токмо создана? Так думаешь? В тайном совете и Долгорукие и Голицыны верховодили и что получилось? Кондиции богомерзкие! А когда я благодаря верным сынам отечества самодержавие приняла, то Дмитрий Голицын, коего я простила и сенатором сделала, рожу от меня и двора моего воротит. А ты памфлеты пишешь? Отца моего царя Ивана дураком вывел. А мать моя подстилка последняя, детей незнамо от кого рожавшая? Так?

Голицын слушал, опустив голову, и молчал.

— Так вот! Решила я службу для тебя при дворе сыскать. Послужишь своей государыне. В шутах послужишь!

— В шутах? — переспросил Голицын.

— Велика тебе честь? Ничего. Жалую тебя шутом моим с окладом в 300 рублей в год. Поболее чем у иных шутов будет. Но все же ты князь и Гедимнович по роду* (*Гедиминовичи — потомки великого князя Гедимина, к роду которого принадлежали Голицыны). Тебе и честь! И подарки кои шутовством заработаешь, все в твой карман пойдут! Завтра чтобы на службе был!

— Государыня…

— Мое слово сказано. Иди!

Голицын с места не тронулся.

— Лакоста! Князинька от милости моей ошалел. В шею его отсюдова гони! Гони!

Король самоедский бросился на князя и схватил его за шиворот. Тот стал сопротивляться и ударил Лакосту в лицо. Тот в сторону отлетел, но сразу на ноги вскочил и снова в драку кинулся. И они покатились по полу князь древнейшего на Руси рода и шут, без роду и племени.

Анну это рассмешило.