— Там шедевры! — указывая на гостиную, сказал Магус, седая бороденка которого, казалось, трепетала каждым своим волоском. — А здесь — богатство! И какое богатство! В королевской казне и то не найти ничего лучше.
Глаза Ремонанка, загоревшиеся при виде табакерок, сверкали, как карбункулы. Фрезье, спокойный, холодный, вытянул шею, словно змея, поднявшаяся на хвосте, и вертел во все стороны плоской головой; он замер в той позе, в которой обычно изображают Мефистофеля. Все три скупца, жаждущие золота в той же мере, в какой дьявол жаждет райских кущей, словно по уговору впились взглядом во владельца такого несметного богатства, который забеспокоился во сне, будто его мучил кошмар. И вдруг, ощутив на себе эти три дьявольских луча, больной открыл глаза и завопил истошным голосом:
— Воры!.. Воры!.. Караул! Режут!
Несомненно, он, и проснувшись, еще продолжал видеть сон, потому что он сел в кровати, уставился в одну точку вытаращенными глазами и как бы оцепенел.
Элиас Магус и Ремонанк шагнули было к двери, но тут их как громом поразили слова Понса:
— Магус здесь!.. Меня предали!..
Больного разбудил инстинкт сохранения своего сокровища, инстинкт, во всяком случае, равный инстинкту самосохранения.
— Мадам Сибо, кто этот господин? — крикнул он, содрогнувшись при виде Фрезье, замершего на месте.
— Боже мой, да ведь не могла же я выставить его за дверь, — сказала привратница, подмигнув Фрезье, — этот господин пришел по поручению ваших родственников.
При этих словах Фрезье не мог удержаться от жеста восхищенья, вызванного такой находчивостью.
— Да, сударь, я пришел по поручению господина де Марвиля, его супруги и дочери, чтобы передать вам их соболезнование; они случайно узнали, что вы больны, и выразили желание взять на себя заботы о вашем здоровье... Они предлагают вам переехать на поправку в их Марвильское имение; виконтесса Попино — ваша любимица Сесиль — будет сама ходить за вами... Она выступила вашей заступницей и убедила мать, что та не права.
— Так вас прислали мои наследники! — крикнул возмущенный Понс. — Да еще дали вам в проводники самого искушенного знатока, самого сведущего парижского оценщика. Недурное поручение, — продолжал он, расхохотавшись безумным смехом. — Вы пришли, чтоб оценить мои картины, древности, табакерки, миниатюры!.. Оценивайте! Оценивайте! Вы привели с собой не только знатока, но человека, который может все здесь купить, архимиллионера... Моим дорогим родственникам не придется долго дожидаться наследства, — добавил он с глубокой иронией, — они меня прикончили... Ах, мадам Сибо, говорите, что вы мне, как мать родная, а сами, пока я сплю, впустили сюда торговцев, моего конкурента и соглядатая моих родственников Камюзо!.. Все вон отсюда!
И, измученный, худой, как скелет, Понс под влиянием гнева и страха поднялся с постели.
— Возьмите меня под руку, — крикнула тетка Сибо, подбегая к больному, который чуть было не упал. — Успокойтесь, они ушли.
— Я хочу посмотреть, что делается в гостиной! — сказал умирающий старик.
Тетка Сибо подмигнула трем воронам, что пора улетать, затем схватила в охапку Понса, подняла его как перышко и, не слушая его криков, уложила в постель. Убедившись, что несчастный коллекционер совсем обессилел, она пошла запереть входную дверь. Три понсовских мучителя стояли еще на площадке; тетка Сибо велела им подождать, так как услышала слова Фрезье, обращенные к Магусу:
— Напишите мне письмо за вашей общей подписью, что вы согласны приобрести коллекцию господина Понса за девятьсот тысяч наличными, и я позабочусь, чтоб вы не остались внакладе.
Потом он шепнул на ухо тетке Сибо одно слово, одно-единственное слово, которое никто не расслышал, и спустился с обоими торговцами в швейцарскую.
— Мадам Сибо, они ушли? — спросил несчастный Понс, когда привратница вернулась.
— Кто... ушел? — переспросила она.
— Эти люди?
— Какие люди?.. Вам люди померещились! — сказала она. — Это вам в горячке привиделось, не будь тут меня, вы бы из окна выпрыгнули, а вы ко мне с какими-то людьми пристаете... Вы все еще бредите!
— Как, разве тут только что не был господин, который сказал, что его послали мои родственники?
— Да когда же вы от меня отвяжитесь, — огрызнулась она. — Знаете, куда вас посадить надо? В
— Элиас Магус и Ремонанк!..
— А, вот Ремонанка вы могли видеть, потому как он приходил сюда за мной. Сибо совсем плох, так что мне теперь не до вас, поправляйтесь сами. Муж для меня дороже, понимаете! Когда он болен, мне ни до кого дела нет. Постарайтесь успокоиться и поспать часок-другой, потому как я послала за господином Пуленом и приду к вам вместе с ним... Попейте, будьте умником!
— В спальне никого не было, вот только что, когда я проснулся?..
— Никого! — сказала она. — Вы, верно, Ремонанка в зеркало увидели.
— Вы правы, мадам Сибо, — сказал больной, став смирным, как овечка.
— Ну, вот вы и пришли в себя... Прощайте, золотце мое, лежите смирно, через минуту я опять приду.
Когда Понс услышал, что входная дверь захлопнулась, он собрался с последними силами и встал.