Кузя, Мишка, Верочка

Аня вздохнула. Она понимала, что старшая Верочка все время остается в напряжении. Она и сама постоянно была в напряжении. Как хорошо было бы расслабиться, и дать волю чувствам, и позволить событиям идти своим чередом. Но этого не получалось. Неопределенность ситуации вылезала на каждом шагу. «Мамочка, мы летом поедем на дачу?» — вдруг спрашивала младшая Верочка, просто потому, что вдруг вспомнила лето и дачу. Что ответить, глядя на две любопытные мордашки, — ты поедешь, а ты — нет? Все время нужно было быть начеку, держать дистанцию, чтобы случайно сказанное слово не стало вдруг обещанием, не заронило несбыточных надежд.

А что было делать с этим неуверенным, каждый раз как вырывавшимся как будто случайно — «мамочка!»? Запретить так себя называть? Велеть называть себя «тетя Аня», например? У Ани язык не поворачивался. Она откликалась, каждый раз испытывая чувство вины и неловкости.

Аня задумалась о том, что же она сама чувствует к Верочке? Готова ли она ее любить? Аня пыталась представить, что эта девочка навсегда поселилась бы в их семье. Чувства были неоднозначными. Аня вспомнила, как одна ее коллега, мама двоих рожденных и двоих приемных детей, говорила о том, что свои дети «удобные». Да, сейчас Аня это очень остро чувствовала. До сих пор она считала, что ее собственная дочка, маленькая Верочка, — девочка с характером. Иногда Аня сетовала на ее неусидчивость, на частые перепады настроения и быстрые слезы. Теперь-то она поняла, насколько несложно было ей растить ребенка, который с самого рождения приспосабливался к ней, к дому, к семейному укладу!

Ну и, конечно, ей было теперь очень непросто с Кириллом. Она чувствовала, что он с каждым днем как будто все больше отдаляется от нее, от дома, от детей. Как будто все больше замыкается в себе. Аня не могла его осуждать. Она видела, что он по-своему старается. Придя домой, он читал девочкам книжку. Спрашивал, как у них дела, слушал их рассказы о том, что произошло за день. Проведя так некоторое время, он говорил, что очень устал, и уходил спать. Накануне они с Аней поговорили. Кирилл сказал грустные вещи.

Он сказал, что теперь он не может пообщаться со своей собственной дочкой. Потому что раньше он брал ее на колени, сажал на плечи, они возились и обнимались. Теперь он не может этого делать. Потому что обниматься только с одной девочкой — жестоко и несправедливо по отношению к другой. А обнимать другую, старшую Верочку, он не может, потому что не испытывает к ней никаких теплых чувств. Она для него чужой человек.

Аня его понимала. Она сама это чувствовала, когда брала на руки ту и другую девочку. Младшая, своя, родненькая, приникала к маме, сливалась с ней и сидела у нее на руках так, словно была приспособлена специально для этого. Ручки вокруг шеи, ножки вокруг талии, под попкой мамина рука — удобно и надежно. Старшая же, ухваченная под мышками, обвисала у Ани в руках всей тяжестью. «Ну, хватайся же», — подбадривала Аня, и руки девочки неуверенно ложились ей на плечи. Ноги продолжали неуклюже болтаться, пока Аня не подхватывала их, приспосабливая Верочку у себя на руках, как большую тряпичную куклу.

Аня сидела и думала о том, какой простой, понятной и незамысловатой была ее жизнь «до»…

У старшей Верочки никак не проходил кашель. Тянулся он еще с детского дома, был не сильный, никаких других признаков болезни не было. Врач из детского дома рекомендовала давать девочке на ночь микстурку и следить, чтобы не просквозило. На всякий случай Аня решила позвать своего, домашнего врача. С Ириной, хорошим детским доктором, они были знакомы давно. Была она вдумчивой, внимательной, к детям ласковой. Аня заранее ей сказала, что на этот раз пациенткой будет другая девочка, и вкратце описала ситуацию. Ирина, как всегда, провела тщательный осмотр, выписала все нужные лекарства, подробно объяснила, что к чему, и заверила, что ничего страшного нету. Старшая Верочка потихоньку одевалась. Неожиданно Ирина сказала: «Вам нужно обследовать ребенка, если вы хотите усыновлять. Это очень опасно — усыновлять без обследования. Мало ли что может выявиться. Нужно выбирать очень осторожно».

Аня потеряла дар речи. Она нервно оглянулась на Верочку. Та продолжала одеваться, глядя на Аню и как-то криво улыбаясь. Аня не понимала, что делать. Она знала, что такие случаи бывают, что иногда в присутствии ребенка начинают обсуждать, «имеет ли смысл его усыновлять», разговаривая при этом так, как будто ребенок глухой и слышать ничего не может. Но от Ирины она не ожидала ничего подобного! Да и никаких советов никто не спрашивал. Видимо, добрая докторша решила проявить рвение и помочь людям, к которым хорошо относилась.