Читаем Кузьма Минин полностью

Кузьма Минин

Мстиславский и Шереметевы уговаривали бояр распустить земское ополчение. Хватит дворян и казаков.

– После того присмиреет и Куземка, – хмуро пробасил Мстиславский.

* * *

В Стрелецкой слободе, по ту сторону Москвы-реки, на уцелевшей от пожара улице – песни и пляски.

У самого дома стрелецкого сотника Буянова под бубны и дудки толпа стрельцов, ополченцев и казаков окружила двух запорожцев.

На вулыци не була.Не бачила Дзигуна,Не бачила Дзигуна,Трохи не вмерла,Дзигун-Дзигунец,Дзигун – милый стрибунец…

Лихо вскидывая носками, кружились они вприсядку. А рядом, примостившись на обгорелом бревне, сидели в обнимку несколько хмельных волгарей:

…Я за то люблю Ивана,Что головка кудрява…

Куда ни глянь – веселые, бедовые лица, раскрасневшиеся от хмельной трехдневной праздничной сутолоки. Стрелецкая слобода оглашается смехом и шутками.

Какой-то казак и кузнец Митька Лебедь сцепились: кто кого поборет. Устали, еле дух переводят, красные, потные, а уступить никому не хочется. Нижегородские ратники с трепетом следят за Митькой. Казаки насупились, пригибаются к земле, с досадой хлопают себя по бедрам, сердятся на своего товарища. Кузнец берет верх. Вот-вот еще немного… и казак валится наземь. Нижегородцы торжествуют, не скрывая своей радости.

В круг выходит высокий, плечистый мордвин, чернокудрый красавец. Вызывает желающих. В его облике – горделивое сознание своей силы.

Толкает Митьку, пристает к нему. Кругом хохот. Митька пятится:

– Полно! Устал. Чего пинаешь?

Мордовские наездники, снующие в толпе в белых войлочных кафтанах, подшучивают над кузнецом: боишься, мол!

Нижегородцы конфузливо жмутся, загораживают Митьку.

– Не тронь! Экой ты детина!

Заглушает всё громкий, мужественный голос со стороны.

– Эй ты! Задира Тимофеич! Обожди-ка!

Все оглянулись. На пороге буяновского дома – Минин. Черные глаза его полны задора. Он в зеленом кафтане, без шапки, с ковшом у губ. Выпил, отдал ковш стоявшей рядом Наталье, быстрыми шагами подошел к мордвину.

– Ну, господи, благослови! Давай потягаемся!

Минин перекрестился. Мордвин нахлобучил остроконечную меховую шапку на лоб, уперся ногами в землю, схватил Минина. Тот мягким неторопливым движением обнял его через плечо.

Началась борьба. Вначале ни тот, ни другой не нападал; топтались на месте, упершись друг в друга.

Из буяновского дома повылезли ополченцы. Тут и Гаврилка, и Олешка, и Осип, и нижегородские гонцы, и Пуртас, и многие другие – все с любопытством втиснулись в толпу.

Пляски и песни утихли. Всем хотелось посмотреть на единоборство Кузьмы с мордвином, славившимся в ополчении сказочною силою.

Кто кого поборет? Одни говорили – мордвин, другие – староста. Нижегородцы пришли в большое беспокойство: неужели мордвин повалит Кузьму?

Мордвин был моложе и легче Минина. Он ловко вырывался из его объятий, а вырвавшись, снова со всего размаха бухался своим огромным телом в бок Минину, стараясь сбить с ног. Минин вздрагивал, но не падал, а с яростью набрасывался на мордвина, сильно сжимая его, гнул к земле. Но мордвин тотчас же опять вырывался.

Долго боролись они яростно, отчаянно, изодрали на себе кафтаны, но ни тому, ни другому выйти победителем так и не удалось.

Кончилось вничью. Минин обнял мордвина, облобызал его и, обратившись к толпе, сказал с улыбкой:

– Видите? А я думал, что я – самый сильный… Ан и посильнее меня нашлись. И дай бог, чтобы их побольше было, таких-то! Потом пригодится.

Он взял мордвина за руку и повел с собою в дом.

Снова зазвенели бубны, взметнулись песни, загудели гудошники, пустились в пляс казаки.

Гаврилка вынес из дома саблю. Его окружили нижегородцы.

– Минич подарил…

Нижегородцы восхищенными глазами стали рассматривать широкое острое лезвие.

– Иди, говорит, на Украину и воюй там с панами… Одной веры с нами люди там и крови одной… Обороняй их…

– Стало быть, уже ты не вернешься к нам в Нижний?..

– Нет, братцы. Не вернусь. Прощайте!

Казаки обняли Гаврилку, лица их просияли:

– Эх, молодец! Пойдем с нами!

Один из запорожцев вонзил саблю в землю, надел на нее баранью шапку и давай кружиться вокруг нее. К нему присоединились другие казаки. Да и сам Гаврилка не отстал от прочих…

Минин вышел на крыльцо и громко крикнул:

– Так, так, братцы! Наш день! Гуляйте! Празднуйте!

Выбежали из дворов стрелецкие жены и девушки. Бедовые, озорные. Закружились в хороводе.

Заплетися, плетень, заплетися.Ты завейся, трава, ты завейся, трава.Ты завейся!..

Вчерашние бойцы – конные и пешие, бывшие накануне в броне и державшие в руках копья, мечи и самопалы, – теперь в кафтанах и теплых рубахах, увлеченные стрелецкими девушками, вихрем закружились в громадном, шумном хороводе.

Минин, сидя у раскрытого окна, с довольной улыбкой любовался весельем ополченцев.