Кузнечик

— Ага, дед, наводит. А потом ее всем отрядом отмывают. Потому что она страшная в макияже, и мелюзга ее пугается.

— Занятно, — сказал дед, заправляя воду макаронами.

— Ага, занятно было, пока в нее не влюбился во второй смене Серж, — сказала Алька.

— Какой еще Серж? — спросил Тимка.

— Да Завьялов. Так он ей сразу заявил: «Я не уважаю девчонок, которые красятся». У Ларки, конечно, истерика. У нее же кожа чувствительная. И натура восприимчивая. Она еще стихи сочиняет. Вот приедем, я тебя, Тимка, с ней познакомлю.

— Больно надо, — скорчился Тимка. — Я ее знаю. Дура. И нос у нее длинный.

— Она страдает, Тимка. Нос — это ее отчаяние. Она даже в кабинет ходила, где носы режут, а ей там: ни в какую, говорят, не отрежем. А она настаивала, чтоб отрезали… А потом так рыдала.

— Рыдала, — фыркнул Тимка. — Там мозги не меняют? В том кабинете?

— Нет… — Алька не заметила подвоха.

— Жаль, — искренне посочувствовал Тимка.

Над лесом вставало солнце. Тени от деревьев потянулись к реке и, наконец, окунулись в воду. Трава расцвела росистой россыпью. Заметно потеплело.

— Разговоры у вас какие-то анатомические, — вмешался дед. — И вот еще… Ты, Тимофей, все-таки не прав. Девочка пишет стихи — это же прекрасно. Стихи возвышают душу… Может быть, ты, Оля, прочтешь нам что-нибудь из сочинений твоей подруги. Если помнишь…

— Что вы, Евгений Иванович! Кто же такие стихи забудет? — удивилась Алька. — Я вот, в школе когда задают, зубрю до ночи и все равно только начало помню: земля… тьфу… зима, крестьяне, торжествуя, на санях обновляют путь… А как она прочла, после того как ее Серж бросил, так и врезалось. Вот, пожалуйста:

Любовь, мы знаем, зла
Полюбишь и козла!
Чтоб было тебе пусто!

У деда приподнялись брови.

— Или, — продолжала Алька, захлебываясь от собственной значимости:

Будь красива!
Будь счастлива!
Пусть пришлет тебе аллах
Парня в джинсовых штанах!

— Дед, ты что? — попробовал остановить опасное развитие событий Тимка, но было поздно.

Он даже хотел съездить Альке ложкой по лбу, но вовремя вспомнил, что он любит ее… А какая же это любовь, когда по лбу?

— Или вот, — тараторила Алька:

Алая роза упала на грудь!
Милый мой парень, меня не забудь!

Белая роза упала совсем! С другим я теперь… я… Нет… как же там… Ага! С другим я хожу теперь назло вам всем!

Алька раскраснелась. Она трогательно глядела деду в глаза, придвигаясь к нему после каждого следующего стиха. Дед пятился.

— Или… — Алька выдержала эффектную паузу:

— Люблю тебя, но это тайна!
В душе моей на это есть секрет!
Спросить теперь тебя не жалко,
Со мной ты ходишь или нет?!!

… — И еще как-то про рюмочки-бокальчики. Как-то… Раньше были мальчики, а теперь бокальчики, — лихорадочно вспоминала Алька. — Нет! Раньше были девочки, а потом фужерчики…

— А потом тарелочки, — встрял Тимка.

— Что? — невидящий Алькин взгляд скользнул по Тимкиному лицу.

— Раньше были девочки, а потом тарелочки, — сказал Тимка. Алька недоуменно посмотрела на Тимку и вся ушла в воспоминания, лишь изредка можно было разобрать: «Раньше были мальчики… нахальчики? Нет… Чашечки, стаканчики, стопочки…»

— Я это к тому, — сказал Тимка, — что пора расставлять тарелочки, а то кушать очень хочется.

— Какой, — очнулся дед, — потенциал. У меня даже уши заложило. Звенит. Ничего подобного никогда не слышал. Вот это фольклор! — Дед принялся накладывать в тарелки макароны.

— Да-а, дед, — сказал Тимка, принимаясь за макароны. — Они так там все орут про любовь, что около школы вороны больше не живут. Распутались.

— Вот!!! — вдруг яростно вскрикнула Алька.

Дед от неожиданности уронил в котелок вилку.

— Вот! — торжествующе блестя глазами, заявила Алька:

— Раньше были рюмочки! А теперь бокалы!
Раньше были мальчики! А теперь нахалы!
— Раньше были стопочки! А теперь фужеры!
Раньше были девочки! А теперь пантеры!

— Правда, потрясно?!

— Очень потрясает, — согласился дед, пытаясь длинной палкой выловить вилку из котелка. — Это все? Или есть еще что-нибудь?

— Все… — печально кивнула Алька.

— Очень, очень большое спасибо, — сказал дед. — Теперь можно завтракать…

Тимка ел, ел, а потом сказал:

— Ты, дед, не обращай внимания. У них класс маразматическим уклоном.

А Алька сказала:

— Па-а-адумаешь…

На этом завтрак закончился. Солнце уже порядком припекало. Наступило настоящее утро.

Мыть тарелки — занятие не из веселых, но что поделаешь, если дед совсем не мама. Не дожидаясь, пока Тимка и Алька закончат завтракать, дед взял удочки и отбыл в направлении ближайших зарослей орешника.

— Клев должен быть замечательный, — на ходу бросил он. — Я полчасика подергаю окуньков и мы будем с ухой.

Едва дед исчез в зарослях, Алька сказала: