Кузнечик

Алька стояла у погасшего костра и перемешивала золу длинной обуглившейся палкой-кочергой.

— Бьюсь… — дед опустил на землю пустое ведерко. — Бьюсь об заклад: в этой реке полно рыбы. Однако сегодня возобладали гуманные мотивы. Вследствие чего популяция местной фауны сохранена в неприкосновенности.

Алька перестала задумчиво «кочегарить» и мельком глянула на Тимку. Тимка был серьезен.

— Не клевала рыба, — перевел он речь деда.

— В другой раз… — начал дед.

— А я уже думаю, что вас так долго нет, — Алька облегченно улыбнулась. И открыто посмотрела на Тимку.

Тимка слегка покраснел и сказал:

— Так дед же… Он же… дед ведь пока всю рыбу не выловит… Он же, как этот… фанат. Его же никак не отвлечешь.

Дед оглянулся на Тимку и задумчиво произнес:

— Мне всегда было интересно, когда все врут и никто не краснеет.

— Почему это не краснеют? — Тимка действительно покраснел.

— Мне всегда было интересно, когда все врут и никто не краснеет.

— Почему это не краснеют? — Тимка действительно покраснел.

Мнительная Алька поглядела на деда, на Тимку и тоже вдруг залилась краской. И вдруг так саданула «кочергой» по золе, что Тимка попятился.

— А я с… дедом… это… — выдавил Тимка и тихонько возненавидел свой неповоротливый язык и всего себя, дурацкого, неуклюжего, совсем не мужественного. А наоборот, такого… прямо никакого…

— А я гуляла, — нашлась Алька.

Тимка сглотнул. «Если б эта Алька еще была б хоть некрасивая какая», — с безнадежной тоской пронеслось у него в голове.

— Я купался… — выдавил Тимка и, решив уточнить, добавил: — Там… в этой… в реке… — И тут же испуганно подумал: «Что я сказал?! Она, конечно, сразу подумает… что я нарочно, хотя я это сказал просто так. Тем более, что я… А она подумает — нарочно. Как будто специально, как будто намекая… Как будто…» Тимка жалостно вздохнул.

— А я гуляла, — повторила Алька, настойчиво взбивая из золы гоголь-моголь.

— А я… купался… там, — повторил Тимка и вспомнил, что он это уже говорил.

— А я гуляла, — сосредоточенно повторила Алька, как на допросе.

«Кажется, сейчас помру», — подумал Тимка и принялся лихорадочно искать, что бы сказать, но, как назло, в голову лезло идиотское «я купался»… Но неожиданно Тимку осенило:

— Где? — спросил он. — Где гуляла?

— Там, — кивнула в сторону леса Алька.

И вновь стало тихо. Пауза длилась. Она уже стала шире той черты, когда еще можно было что-то сказать. Она стала красноречивой, потом тоскливой, потом подозрительной…

Тимка внутренне собрался. Нужно было говорить. Что? Набрал побольше воздуха и очень громко произнес, почти прокричал:

— Погода сегодня хорошая…

— Хорошая… — эхом отозвалась Алька.

— А вчера был дождь… ночью, — сказал Тимка.

— Дождь, — повторила Алька.

В этот критический, кошмарный момент вернулся дед, который отходил к машине.

— Ландыши, ландыши, теплого мая привет… — пел дед.

Он сунул Тимке котелок и велел сбегать за водой, Алька вцепилась в спасительную пачку макарон, и обстановка разрядилась. А сам дед принялся разжигать новый костер. И он поступил очень мудро. Любовь любовью, а есть все равно хочется.

Обед прошел в тихой дружелюбной атмосфере.

После обеда день продолжался. Солнце перекатилось на другую сторону реки. Дед лежал, удобно облокотившись, и размышлял:

— Вот если бы я курил, так сейчас бы закурил для полного ощущения…

— Курение — яд для вашего организма, Евгений Иванович, — заметила Алька.

— Дед, одна капля никотина убивает лошадь. Все знают, — подтвердил Тимка.

— Это какого-нибудь плохого никотина капля… Ну, там «Примы» или «Астры», а вот, к примеру, капля «Герцеговины Флор» никого не убивает. Хотя, — спохватился дед, — курение, конечно, отрава и эта… пакость. Не курите, дети!

— Ты не бойся, дед, — успокоил Тимка, — я уже бросил.

Дед зевнул:

— Вот если бы я не спал, можно было бы… — дед вновь зевнул, — посмотреть место, где шведы форсировали Десну, когда шли к Полтаве. Петровские редуты называется… — дед опять зевнул. — Редутов, конечно, нет, а место осталось. За третьим дубом. Какие редуты!.. Потрепали при переправе нервы Карлу XII…

— Что ж ты, дед, зеваешь, когда спал все утро? — спросил ехидно Тимка. — Что ж ты зеваешь? Конечно, нужно немедленно идти и посмотреть. Правда, Алька?

— Конечно, Евгений Иванович… С познавательной точки, — подтвердила Алька.

— Знаете что? В моем организме какое-то странное смущение… Разбалансировка основных функций… Вон, вдоль берега в горку… залезете на вершину — самое место. Из-за речки шли шведы. Здесь на бугре стояли наши. А я пока… — Дед зевнул и напялил на глаза газету.

— Всё, — сказал Тимка, — он все сказал. Пошли?

— Если б я так много спала, у меня были бы мешки под глазами, — укоризненно сказала Алька.

— Когда у тебя под глазами будут морщины, девочка, поверь, мешки тебя не так будут пугать… — донеслось из-под газеты.

Алька, пользуясь тем, что дед не видит, сделала мину: много вы, мол, понимаете, мешки меня будут пугать всегда. И они с Тимкой отправились вдоль берега.