Кузнечики [=Саранча]

Милан улыбается. Обнимает старика. Они уходят. Несколько мгновений на сцене не происходит ничего. Кроме того, что Жанна, шаг за шагом, настойчиво, ходят с одного края сцены на другой. Затем госпожа Петрович произносит.

г-жа Петрович: Какой неприятный этот молодой человек. Такой несимпатичный.

Жанна: Да, это так.

Жанна затягивается.

Жанна: И представь, у него есть и жена, и дети.

г-жа Петрович: Я слышала, слышала.

Они идут дальше.

г-жа Петрович: Знаешь что? Это мама тебе говорит. Ты лучше их всех.

Жанна улыбается. Немного грустно, но все-таки. Они недолго идут молча. И в конце концов уходят со сцены.

Затемнение

XVII

Терраса в доме Фредди. Стол отодвинут в сторону. Посередине стоит большая ванна, наполненная водой. Откуда-то сверху, из какой-то пустоты доносится песня в исполнении сопрано. Фреди держит под руку своего обписавшегося отца, вымазавшегося в сахаре, белого как дух, своего мерзкого отца. Медленно ведет его к ванной.

Фредди: Спокойно, папа. Спокойно. Время у нас есть. Мы никуда не уходим.

Старик не отвечает. У него все то же выражение лица, та же трость, тот же взгляд вдаль. Только весь он белый от сахара.

Фредди: Давай. Разденемся. Потихоньку. Не упади.

Фреди очень нежен с отцом. Медленно снимает с него одежду, почти едва дотрагиваясь до него.

Фредди: Как же ты так вымазался? И где только ты нашел столько сахара?

Фредди не ругается на отца. Он просто обеспокоен.

Фредди: Давай, сначала одну ногу, теперь другую. Обопрись на меня.

Йович ничего не понимает, ничего не слышит, не смотрит на сына. Фредди все же сажает его в ванну.

Фредди: Так. Отлично. Вода хорошая? Не слишком горячая?

Ответа нет. Фредди встает на колени, мочалкой, которую окунает в воду, трет ему спину.

Фредди: Спокойно, спокойно. Мы никуда не спешим. Никуда не уходим.

Фреди моет отца.

Фредди: Давай теперь лицо.

Отец ничего не понимает. Фредди все равно моет его. Потом делает гримасу отвращения. И тихо говорит.

Фредди: Но папа! Не в ванну же!

Старик смотрит куда-то вдаль.

Затемнение

XVIII

Скамейка в парке, та же самая. На ней сидят Надежда и Максим.

Макс: Я волновался.

Надежда: За кого? За меня или за себя?

Макс: Ты правда больше не будешь работать?

Надежда мотает головой.

Надежда: Осталась куча вещей и квартира. Я сейчас там живу.

Надежда вспоминает и предлагает. Ради приличия.

Надежда: Это здесь, сразу же за углом. Хочешь зайти?

Макс: Да нет, не стоит.

Надежда улыбается ему.

Надежда: Я тоже так думаю.

Они какое-то время молчат.

Макс: Знаешь, меня тоже не было, когда умерла мама. И на похоронах тоже. Я был в командировке.

Надежда: Это потому что ты боишься смерти. Что она заберет тебя.

Макс: Нет, это потому что похороны никому не нужны. Мертвым все равно, а живым от этого не легче. Кладбища — не для живых людей.

Надежда: А чего бы ты хотел? Чтобы тебя не хоронили?

Макс: Да.

Надежда: Чтобы тебя кремировали?

Макс: Нет!

Надежда: А что?

Макс: Ничего. Я бы не хотел ничего.

Надежда: Ну, что-то должно же быть.

Макс: Может, и не должно.

Надежда: Ну, однажды ты будешь должен умереть!

Макс: Откуда ты знаешь?

Они оба замолкают. Надежда смотрит на небо.

Надежда: Какой замечательный день. Говорят, что последний.

Макс: Иногда они ошибаются.

Надежда: Сказали, что с завтрашнего дня опять пойдут дожди.

Макс: Посмотрим.

Надежда: Не плохая эта новенькая, вместо Дады.

Макс: Вот, а могла бы ты быть на ее месте. Я мог это устроить…

Надежда смеется. Встает.