Кузнец

– Спасибо тебе, что вступился, не испугался царского гнева. Только зря это. Семья моя у них. А Дмитрий Андреевич ныне уже не воевода. Этот, – он кивнул на «дворянина-батюшку», – всё хотел, чтобы я написал: дескать, всё мы государю наврали. Видать, его враги мои подослали, и не только мои. Я с ним поеду. А ты здесь останься. Худа не думай, отобьюсь, не первый раз Хабарова хотят сломать. Бунтовщиков наших с собой возьму. Пусть перед судьей в Сибирском приказе ответ держат. А ты здесь крепко держись. Голова у тебя, как у самого боярина Матвеева. Казаки тебя уважают. А новый воевода прибудет – говори, что тебя грамотой из Сибирского приказа назначили. Пусть выясняет.

– А где же я такую грамоту возьму?

– А вот сейчас мы и узнаем.

Хабаров подошел к блаженно отдыхающему дворянину Дмитрию Ивановичу, вылил из ковша воды на него. И когда тот затрепыхался, поднял его за шкирку и усадил за стол.

– Теперь и поговорим, батюшка, – как ни в чем не бывало произнес Хабаров.

– Вы что творите, изверги? – выдавил из себя дворянин. – На дыбу пойдете.

Я молча поднялся и многозначительно потер кулак. Дворянин сник.

– Слушай меня, Дмитрий Иванович, – снова заговорил Хабаров. – Я не дурак. Ты меня знаешь. И дьяка нашего приказа, Родиона Матвеевича, знаешь. А он меня знает, мне верит. Потому сей же час к нему отписка полетит, как ты здесь к приходу войска готовился да интересы отца нашего, князя Трубецкого, соблюдал. То, что предал ты своего князя – дело понятное.

– Да я… – начал было Зиновьев и затих.

– Вот и я говорю, что ты. Иуда ты, – продолжал Хабаров. – Но все мы люди. Если мы с тобой здесь, на бережку, договоримся, то и не пойдет та записка к дьяку. Обратно в Сибирь уедет. Так как? Договоримся?

Я аж задохнулся от восхищения. Всё-таки шантаж, как и Восток, – дело тонкое. У меня бы так не вышло.

– Чего ты хочешь, Хабаров? – понуро промолвил дворянин.

– А хочу я, Дмитрий Иванович, чтобы всем вокруг было счастье. Тебе ж что велели? Чтобы ты Хабарова в Москву вытянул. Ну так вытянешь. Только поеду я не как арестованный, а как гонец в приказ Сибирский. Со мной, только в железах, бунтовщики поедут. А там ты свою правду, а я свою скажем. Чья возьмет, та Господу и угодна.

Дворянин аж просветлел взором.

– И что мне за то надо сделать?

– О, уже разговор мужей пошел, – улыбнулся Хабаров. – Немного. Есть же у тебя грамоты, уже подписанные судьей Сибирского приказа? Ну, не жмись, дворянин. Вижу, что есть.

– Есть, – буркнул тот.

– Значит, ты сейчас грамоту и напишешь, что в отсутствие Хабарова приказным человеком всей даурской земли по реке Амур и далее до моря назначается государев казак, десятник Онуфрий Степанов. И велено тому Степанову ведать ясачных людишек, пашенных крестьян переселять, остроги ставить. А воеводе якутскому, как он прибудет, препятствий тому Онуфрию не чинить, а во всём помогать. Главное же, давать жалованье оружное и порохового зелья на всех поверстанных казаков, коих числом три сотни. Как, напишешь грамоту?

– А коли не напишу? – осмелел дворянин.

– Вольному воля. Только вспомни, Дмитрий Иванович, что не я у тебя, а ты у меня в городке сидишь. А стрельцы твои уже все безоружные сидят. Порубим вас во славу Господню да в Амур-реку сбросим. Сам знаешь, Сибирь большая. Может, богдойцы напали, а может, дауры. Иди знай. А мы ведать не ведали, знать не знали, что ты, батюшка, к нам собрался. Так лучше?

– Не лучше, Ерофей. Напишу. Вели, пусть чернила несут.

Грамоту составили по всем правилам. И написал дворянин Дмитрий Зиновьев, а утвердил судья Сибирского приказа князь Трубецкой. Даже Хабаров руку приложил.

После были недолгие сборы, прощания. Зиновьев со стрельцами забился на корабли и старался не отсвечивать. Хабаров же, как и обещал, послал гонца с письмом к своему брату в Якутск. Тот ее уже должен своими путями доставить до Москвы.

Бунтовщиков загнали на московские струги. Зашел и Хабаров. Я знал, что вижу его в последний раз. По крайней мере, так было в моей истории. А как здесь, поглядим. Всё уже идет не совсем так, как я учил в универе. Не в железах уезжает Хабаров. Зиновьев бежит, как побитый пес. Только мы же знаем писаную историю. А как оно там было? Может и так?

После отъезда Хабарова всё думал: с чего начать? Решил, что грамоту эту филькину нужно легализовать через общее решение. Нужно, чтобы не кто-то там меня назначил, а казаки выбрали. А не выберут, значит, не судьба.

К власти я особенно не стремился. Да и не понимаю я людей, которые рвутся быть первыми и главными. Как говорила моя бабушка, отсидевшая при Сталине классическую десятку: «Чем выше заберешься, тем больнее падать». Если бы не робкая надежда найти дорогу назад, вовсе не стал бы с этим связываться.

Короче говоря, не хочу я быть владычицей морскою, а хочу я быть легитимным правителем. Кроме того, что-то во мне самом меняться стало. Уже не просто квест я прохожу в игре моего стариканера, а строю новую жизнь с людьми, которые уже перестали быть мне чужими. Ну, совсем перестали.