Кузнец Песен

Иван, женившись, сразу же пожелал отделиться. То ли его молодухе хотелось стать самостоятельной хозяйкой, то ли он надеялся получить себе земельный надел. Как только зазеленела первая травка, Иван перевез за реку бревна, что лежали у нас за баней, и стал строить дом. Устин все-таки развязал мошну и одолжил ему денег на строительство, должно быть, наш богатый зять побоялся людских пересудов.

Между тем отцу становилось все хуже и хуже. Он совсем слег и неделями не поднимался с постели. Наконец, Иван привез к нему доктора из Сернура. Тот осмотрел больного и сказал Ивану, что положение отца безнадежное: у него чахотка в последней стадии.

Его слова брат по-марийски пересказал матери, но та никак не хотела поверить доктору.

— Нет, нет! — твердила она. — Никита еще поживет. Мне недавно гадалка сказывала, что он проживет еще двадцать лет…

Мать собралась и пошла в соседнюю деревню, где жила знаменитая на всю округу знахарка. Поздно вечером она вернулась, ведя с собой сгорбленную морщинистую старуху в ветхом замызганном кафтане.

Услышав, как хлопнула дверь, отец позвал со стоном:

— Жена-а! Это ты-ы?

— Я, я, муженек, — бодро ответила мать. — Вот, привела тебе хорошую лекарку, уж она-то тебя на ноги поставит!

— Нет в мире хвори, от которой нет снадобья, — проскрипела старуха. — Надобно только узнать, по чьей вине слег человек, кто на него порчу напустил. Твоего мужа, милая, видать, кто-то сглазил, вот и ушла от него вся сила. Мы отгоним зло, вернем ему силы и здоровье.

К тому времени я уже знал со слов учителя, что все разговоры о сглазе и порче — пустая болтовня. Но я не осмеливался перечить матери. К тому же в душе моей все-таки теплилась надежда, что знахарка как-нибудь сумеет вылечить отца.

Старуха приказала принести в туеске свежей воды из колодца. Она села рядом с больным, плюнула на воду, помешала в туеске ножом и сказала:

— Пусть все злое уходит!

После этого она дала отцу испить наговоренной воды.

— Замысливший зло пусть только тогда сможет справиться с Никитой, когда встанет против двенадцати громов, когда одолеет двенадцать молний, — зашептала она. — Как тает снег весной, пусть так же растает его болезнь; как исчезает без следа утренний туман, пусть так же без следа исчезнут его немочи.

Я готов был следом за знахаркой в полный голос кричать слова заговора, лишь бы остался жив мой отец!

Но старуха так сурово посмотрела на меня, что я упятился в темный угол, а она принялась тихонько поглаживать костлявые руки отца, который сразу как-то затих, стал дышать ровно, спокойно и вскоре задремал.

Знахарка, получив от матери кусок масла и сверток домотканого холста, ушла в полной уверенности, что сделала все как нельзя лучше.

Но уже на утро стало ясно, что отец болен по-прежнему. Он сох, кашлял кровью и однажды, подозвав меня к себе, тихо проговорил:

— Умираю, сынок…

Я заплакал, закричал:

— Не умирай, отец! Не умирай! Как же я буду жить без тебя?

— Живи, как сумеешь… Я свое отжил… Не довелось мне…

Он так и не договорил, чего ему не довелось.

Ивана в тот день не было в деревне, он куда-то уезжал. Он вернулся, когда отец уже прибранный, обряженный в чистую белую одежду, лежал в дощатом гробу.

На похороны собралась вся родня. Пришла сестра Сепаш со своим Устином, оба понурые, притихшие. Из Койсолы приехала Варвай с мужем — отставным солдатом Василием Анисимовым, усатым рослым марийцем, одетым в заношенный солдатский мундир. Пришли соседи — почти вся деревня собралась на нашем дворе.

Мать, горько рыдая, билась над гробом. Она кричала, выла от душевной боли и вдруг, неожиданно для меня, запела. Ее голос звучал надрывно, будто стон. Она пела старинную похоронную песню:

Ушел от нас, дорогой,
Будто солнце закатное, вечернее…
Уж дождался бы, пока не вырос
Кырля твой малый и любимый…
Он еще, как заправский мужик,
Не умеет и лаптей сплести…
Кто теперь наставит сына твоего
Уму-разуму и делу доброму?
Кто вспашет поле озимое и яровое,
Кто посеет там черна добротные?
Кто починит соху острую и борону?
Кто приготовит сетево лубяное?
Кто же принесет теперь в дом
Копейку медную с орлом?
Кто уплатит подати царю
И внесет сборы мирские?
Ой, горе мое! Облако черное
Нависло над нашим домом…
О-ой-о-ой! О-ой! О-ой!
Лучше самой бы лечь в землю
Вместо тебя, родного,
Чем страдать на этом свете…

Остался я единственным мужиком в семье, можно сказать, хозяином дома.

Мустаевскую школу я закончил хорошо, получив от учителя за прилежание подарок: книгу в яркой цветной обложке «Басни И. А. Крылова».