Кузнецов. Опальный адмирал

— Прошу садиться, товарищи. — Сталин подошел к столу, вынул из папки листки. — Нам предстоит обсудить Положение о военных советах. Решено упразднить существующие военные советы и создать новые. Главпур, однако, не объяснил, чем это вызвано, поэтому прежде чем дать слово товарищу Шикину, я бы хотел коротко восполнить этот пробел. — Сталин прошелся вдоль стола, за которым сидели члены Высшего военного совета. — Структура теперешних военных советов была создана еще в период Гражданской войны, когда мы, большевики, порой не доверяли бывшим царским офицерам, добровольно перешедшим на сторону Советской власти и продолжавшим службу в Красной Армии. Многие из них честно служили делу нашей революции, но часть изменила Советской власти. Достаточно вспомнить контрреволюционный эсеро-белогвардейский мятеж гарнизонов Красная Горка и Серая Лошадь на южном берегу Финского залива с целью содействия наступлению Юденича на Петроград. Но то было давно. Сейчас другое время. Нашим генералам, адмиралам и офицерам народ и правительство всецело доверяют, их любят наши бойцы, хотя в семье не без урода. Я имею в виду предательство генерала Власова. Но таких в войну были единицы. — Сталин помолчал. — Какие должны быть военные советы? Если раньше они имели право решающего голоса наряду с командующим, то отныне будут при командующем с правом совещательного голоса. Это — коротко. — Сталин вскинул голову. — Вам товарищ Шикин…

Кузнецов слушал начальника Главпура, а в голове неотступно вертелась мысль: вспомнит ли Сталин о работе инспекции в Главном морском штабе? Не хотелось ему, главкому, чтобы на Высшем военном совете заговорили об этом. А что, если после заседания подойти к Сталину? Сказать ему о том, как проводилась инспекция? «Нет, — отверг эту мысль Николай Герасимович. — Если против меня задумали что-то серьезное, Шикин сказал бы об этом. А может, он не успел?..»

Не знал Кузнецов, что его судьба уже была решена. Его вызвал к себе маршал Булганин. Хмуро поздоровавшись с главкомом, он проговорил:

— За серьезные упущения в руководстве Военно-морским флотом вы понижены в должности.

У Николая Герасимовича на душе стало знобко. Флоту он служил честно, с вдохновением, и вот она, цена его усилиям и стараниям. Только и спросил:

— Кому прикажете сдать дела?

— Адмиралу Юмашеву, он уже знает об этом…

Николай Герасимович вернулся домой удрученный. «Только не хныкать и не терять самообладания», — сказал он себе, прежде чем войти в комнату. Вера обняла его и поцеловала.

— Совсем извелся на службе, ты мой несчастный. — Она сняла с его головы фуражку и повесила ее на вешалку. — Лицом посерел, осунулся… Ну, что же вы молчите, товарищ главком? — Она шутливо ущипнула его за нос.

— Я уже не главком, — мрачно сказал он и добавил: — Сняли меня с должности!..

Она смешалась, на лице появились красные пятна.

— Да ты не волнуйся, Верочка! — повеселел Николай Герасимович. — Есть у меня новая должность — начальник управления военно-морских учебных заведений. Звучит, правда? Так что поедем в Питер!..

Сменилось почти все руководство Военно-морских Сил страны: адмирала Галлера назначили начальником Военно-морской академии, дела у него принял вице-адмирал Абанькин, бывший заместитель главкома по кадрам; начальником Главморштаба стал адмирал Головко, а Исаков остался первым заместителем главкома ВМС.

Январским утром 1947 года адмирал флота Кузнецов уезжал в Ленинград к новому месту службы. Перед этим его принял новый главком ВМС адмирал Юмашев. Поговорили о служебных делах, о том, что надо сделать, чтобы устранить недостатки в подготовке офицерских кадров, поднять дисциплину на кораблях и в частях. Потом Юмашев сказал:

— Ты не держи на меня обиду, Николай Герасимович. Я не виноват, что меня назначили главкомом. Если хочешь знать правду, я считаю, что с тобой обошлись несправедливо.

— Ценю твою прямоту, Иван Степанович. — Кузнецов пожал ему руку. — Обиды на тебя не таю. Не ты рвался в главкомы, тебя назначили… Я поеду?

— Счастливо!

И они расстались…

Адмирал Алафузов уже знал о том, что в Военно-морскую академию едет бывший главком Кузнецов, и встретил его рапортом, как и полагалось.

— Как жизнь, Владимир Антонович? — Николай Герасимович дружески подал ему руку. — Людей собрал? Я хотел бы потолковать со слушателями. У них, наверное, есть ко мне вопросы?..

— Жизнь идет своим чередом, Николай Герасимович, и то, как поступили с вами, мне не по душе, и я…

— Хватит об этом! — прервал его Кузнецов.

Алафузов умолк. Он успел заметить в глазах Николая Герасимовича грусть, да и голос у него был зыбким, неуверенным, не то что тогда, в войну…

— Преподаватели и слушатели собрались…