Кузнецов. Опальный адмирал

— Нет вопросов, — холодно отозвался Кузнецов. — Впрочем, есть… Я вдруг вспомнил сорок шестой год, когда вас, в то время главкома сухопутных войск, главный маршал авиации Новиков, арестованный органами госбезопасности, обвинил едва ли не в заговоре против вождя. Сталин тогда собрал в Кремле членов Политбюро и военачальников и потребовал от них высказать о вас свое мнение. Кто ругал вас, кто хвалил, исключая членов Политбюро. Эти дружно терзали вас в угоду вождю. Скажу честно, я остро переживал, когда иные чины лили на вас грязь. Я сердцем чувствовал, что подручные Берии пытками заставили Новикова написать на вас кляузу…

— Я все это помню, — тихо обронил Жуков. — И то, как меня шерстили те, с кем прошел суровую войну, и то, как Сталин отправил меня командовать Одесским военным округом.

А Кузнецов, словно не слыша его, продолжал:

— Я тогда оказался единственным молчальником, не стал выступать, хотя такое поведение вождь мог расценить отрицательно. Поступил я так потому, что не знал существа дела, а обвинять вас со слов других не в моем характере. Некоторое время спустя, когда вы были у меня на даче, то пожали мне руку за мое, как вы выразились, «объективное» поведение. Выходит, тогда вы покривили душой?

— Это к делу не относится. — Жуков потупил взгляд.

— Жаль! Если так, то вопросов у меня больше нет. — И, толкнув дверь, Кузнецов вышел из кабинета.

Во дворе ярко светило солнце, а в глазах Николая Герасимовича было темно, как в трюме корабля. У подъезда он присел на скамью, отдышался, хотя сердце по-прежнему билось рывками. Подумалось: «Да, Жуков ничуть не изменился, хуже того, грубости у него прибавилось, ему уже и черт не брат». Невольно на ум пришел эпизод, когда на Северном флоте случилась авария на корабле и министру обороны Жукову доложили о ней.

— У вас там, Николай Герасимович, нет порядка, а сами вы либерал, не можете взыскать с людей на полную катушку!

Слова Жукова задели Кузнецова за живое, и он заявил:

— Я никогда не допущу, чтобы на флоте действовали драконовские законы, ибо тот, кто так поступает, по сути потворствует беспределу, унижает себя в глазах подчиненных. А я желаю, чтобы люди уважали меня, видели во мне человека, а не дракона!..

У Николая Герасимовича наступила новая жизнь, и хотя теперь он был адмирал-отставник, соратники не забыли его, то и дело обращались к нему по различным флотским вопросам. Вот и в это утро ему позвонил адмирал Головко, недавно назначенный первым заместителем главкома ВМФ, и попросил заскочить к нему «минут на пять».

— Горшков сейчас в отъезде, так что нам никто не помешает.

— Что тебя волнует, Арсений Григорьевич? — спросил Кузнецов, едва вошел к нему в кабинет.

— Душа болит за флот… — И Головко рассказал о том, что намечается резкое сокращение военного флота. — Все это задумал Хрущев. Мы потеряем не один корабль, а те, что стоят на стапелях, будут порезаны на металл. Горшков, как я понял, не решается идти к Никите Сергеевичу. Может, вы переговорите с ним? Полагаю, он прислушается к вашему мнению.

— Вряд ли, Арсений Григорьевич, — возразил Кузнецов. — Кто я теперь для Хрущева? Вице-адмирал в отставке.

— А ваш опыт, знания? — Головко порывисто встал, но тут же снова сел. — Николай Герасимович, флот вас любит, очень любит, и Хрущев об этом знает.

Идти к Хрущеву Кузнецову очень не хотелось. Он решил переговорить с главой советского правительства Булганиным. Тот как раз собирался идти на корабле в Англию с официальным визитом. Булганин принял бывшего главкома сдержанно.

— Не нравится мне твой вид, Николай Герасимович, — заметил он. — Что, все еще болеешь?

— Мне скоро и не выздороветь, Николай Александрович! — усмехнулся Кузнецов. — То и дело бьют по башке…

— Садись, пожалуйста, в кресло и выкладывай, с чем пожаловал.

— Намечается большое сокращение военного флота, а те корабли, что находятся в стадии постройки, будут порезаны на металл. Тяжкая новость. Неужели это правда?

— У кого что болит, тот о том и говорит, — пошутил, улыбаясь, Булганин. — Верно, сокращения намечаются, но резать корабли… Упаси Бог, кто тебе сказал такую чепуху? Никита Сергеевич на это не пойдет!

— И все же я прошу вас вмешаться в это дело, — серьезно произнес Кузнецов. — На душе у меня горечь от этой новости…

— Ну если так, я переговорю с Никитой Сергеевичем. Через два дня мы с ним отправляемся на крейсере «Орджоникидзе» в Англию… Ну а вашу тревогу о военном флоте я разделяю, — перешел Булганин на официальный тон. — Зачем же сокращать флот, если у нас нехватка кораблей и подводных лодок?

— В этом-то и суть дела, — коротко отозвался бывший главком.

— Я переговорю с Хрущевым, — вновь пообещал Булганин. — Вернусь из Англии и позвоню вам.