Кузница №1

О, какой-же пройдоха расторопный
Этот ветер свистящий в уши,
Разворачивает снежные копна,
Ледяные постройки рушит.
От равнины земной до небесной
Винтовые лестницы крутит:
Видно - здесь ему скучно и тесно
Пролагать по снегам перепутьи.
Сосны сняли пуховые шапки
И закланялись в снежные ноги,
Он же, выхватив игол охапку;
Улетел хохоча без дороги...
- Слушай, путник! Охай, не охай,
Если слаб, - все равно задушит...
О, какой же беззаботный пройдоха
Этот ветер, свистящий в уши...

ОТРЫВОК.

Семен Родов.

(Из поэмы "Октябрь").

Тучи, тучи словно соколы
Зоркой стаей стыли около,
Да в ночи пожары прядали
Под удушный запах падали,
Да с гуденьем, с воем, с посвистом
Смерть неслась в дожде покосистом,
Да глядел очами полыми
Город в яростное полымя.

стр. 10

НА ФРОНТ ТРУДА.

Мих. Герасимов.

Солнца изранили жилы
Сотни снежных пуль,
Но ты не застыло -
Бьется огненный пульс.

Солнце, довольно в постели

Под синей ватой спать!
Звонко кличут капели
Землю лучами копать.

От зимнего угара

Солнце на фронт Труда!
Ждет твоего удара
Льдов порыжевших руда.

Сверкай по придорожью

Рубанком золотым,
Развей с весенней дрожью
Опилок светлый дым.

Строгай поля и крыши,

Печаль с угрюмых лиц,
Взлетайте стружки выше
От солнечных ресниц.

В колодцах улиц узко

Размашистым рукам
И вздрагивает мускул
По снежным верстакам.

Теши тесины тела,

Сучки сухих сердец,
Чтоб жизнью закипело
Все под его резец.

Взрезай земную залежь,

Нарывы старых дум,
Пролей в лесные дали
Свой светлоструйный шум.

Сочись по жилам сила

Стволов и ковылей,
Сверкай, сияй светило
Над таинством полей!

И все, кто юн и молод,

Вздымайте сгоряча,
Свой раскаленный молот
На огненных плечах.

О солнце, выше взлеты,

Разбрызни лед литой!
О снеговые соты
Кувалдой золотой!

Чтоб творчеством одетый

Горел в глазах огонь,
Коловоротом света
Сверли людскую сонь!

Пролей лучей Ниагары

Солнце, на фронт Труда!
Ждет твоего удара
Живых сердец руда.

стр. 12

Мих. Герасимов.

МАРСЕЛЬ.

Морской ветер, с крепким запахом водорослей и тубероз, порывами налетал на Марсель. Он то хоронился где-то в морских пучинах, то внезапно и с разбегу бросался с необ'ятных водных полей на город, ощупывая тысячами влажных пальцев здания и людей, как-бы выбирая жертву; а по бесчисленным фонарям города пробегала нервная дрожь. Вот он обнял хрупкую фигурку девушки, прошептал что-то необычное, но невнятное в ее юбках, растрепал озорными пальцами пряди светлых неюжных волос под убогой исколотой шляпкой, и втолкнул ее в дверь.

Она вошла в Кафе Безумных Матросов, на улице Королевского Льва.

Пряный и терпкий запах абсента, ликеров и вин, гудение голосов, руготня матросов, шипение огромного никелированного кофейника, похожего на вертикальный цилиндр машины, дым от трубок с крепким алжирским табаком, примагниченный к потолку, все это остро и зло плеснуло в вошедшую девушку, минуту тому назад трепыхавшуюся птичкой в седых лапах морского осеннего ветра и искавшую уюта от него.

Не успела она присесть к мраморному столику с синими жилками, как над ней согнулась, на подобие якорного рога, высокая фигура матроса, с широкими раструбами штанов. Он стиснул ее пальцы рукою сучкастой и крепкой, как узел морских цепей.

- Думал, не придешь, Марсель, вон какой веселый зюд-вест разыгрался, - дружески сказал он.

- Если-бы он превратился в безумный самум Сахары, я и то была бы здесь, - возразила она коротко, но восторженно.