Кузница №1

Уверенный в грядущей победе того коллектива, от имени которого он произносит это стальное "мы", сознающий, что все прекрасное и творческое в прошлых культурах есть также плод усилий того же коллектива, - Герасимов весь, целиком увлечен заводом, символом пролетарского труда, солидарности и борьбы. То гневнокарающий, то ужасающий своей грандиозностью, то нежно поющий одним рабочим понятные песни, то весенний и солнечный, но всегда родной и близкий, свой, рабочий, - завод Герасимова становится центром мира, средоточием творческой воли грядущего, свободного человечества.

В звуках завода Герасимов слышит "не вой, а птичьи голоса", для него в заводе воздух пеньем напоен". Шумы и звоны завода Герасимов претворяет в живые образы, разнообразие ритмов он умеет собрать в единую величественную симфонию. "Сколько звона, сколько пений" подслушал Герасимов на заводе. Для него -

Звоны бронзы, медных сосен,
Клекот меди и железа,
Смелый свист в ветвях стропил,
Крик в листах стального леса -
"Песни жизни, песни сил".

Не только многозвучен, но и многокрасочен завод Герасимова:

Завод гранитный и железный
Жемчужной радугой расцвел.

От раскаленно-белого до черного цвета сажи, всю гамму цветов весеннего дня вобрал в себя и излучает завод. Звуки у Герасимова спорят с красками, и краски отзываются на каждый звук пролетарского труда:

Белый пламень - спелый лен, -
Снежный пар клубится пеной,
... Гори, как стог горящий сена
Светом горным озарен.

стр. 22

Гроздья розовых кораллов
Лепит застывая шлак,
В чернокаменных кристаллах
Огоньков дрожащий мак
... Пепел серебристой пылью
Всколосился и потух,
Горн отряхивает с крыльев
Искор златоалый пух. - и т.д. и т.д.

Герасимов не только верно подмечает краски завода, но и любит играть световыми эффектами. Он сопоставляет "трубу с корою сажи черной" и просинь - "Блуз замасленных эмаль", а также сопровождает действие, звук живописующей его краской:

Вскипали огненные горны,
Как чаши красного вина.

Откуда же берется у Герасимова живое чувство завода, совмещающего в себе все звуки и краски природы, завода, в котором "веет от горна вервеной". Ответ один: от деревни, от природы, теперь оставленной, брошенной, почти забытой, но когда-то заполнявшей все существо будущего пролетария. Как далекий сон вспоминает пролетарий природу, от которой "на зов торжественных гудков пришел он веснами обвитый".

Я раздружился с ветром воли,
Забыл безудержный размах
И ширину родных раздолий
И землю мягкую в цветах.
Я променял на камень жесткий
Шелка баюкающих трав,
Я полюбил цветные блестки
И шумы уличных забав.
Захвачен в быстрые потоки,
Я стал душе своей чужей,
И стали мне - как сон далекий -
Былые дни среди полей.

Но этот "сон далекий" воскресает и становится живой действительностью в шумящем и искрящемся заводе, в котором "сквозь дымный переплет окна" волнует весна и голубые пространства, поле и река". Пролетарий и на заводе тоскует попрежнему по природе, - и "тянется душа весенняя к просторам солнечным".

От этого устремления к прошлому, не преодоленного еще чувством завода, Герасимов часто остается романтиком, и тогда он чувствует себя скованным:

Меня веригою железной
Сковал Обуховский завод,
А белой ночи свод беззвездной
В таинственную даль зовет.
... И к пристаням иных скитаний
Душа бросает якоря.

Иногда, правда редко, мы встречаем у Герасимова и туманно-мистический мотив:

Таинственное дуновенье
По лепесткам души моей,
Из пепла сонного забвенья
Взошло, как солнце вдохновенья,
Над сумраком родных полей.

стр. 23

Это же чувство романтизма заставляет Герасимова стремиться куда-то прочь от земли вверх, в какие-то неведомые дали, к небу, к звездам... В поэме, отмечающей, повидимому, у Герасимова переходный период от деревни к заводу, от созерцательности к действованию, от индивидуализма к коллективу, это стремление куда-то ввысь особенно резко выражено: