Кузница Тьмы

Драконус так и не взглянул на него, сосредоточившись на еде.

— В упражнениях, лорд? Трудно сказать. Кажется, ему все дается без усилий. Я сам работал с ним и посылал сражаться в песке с обученными рекрутами, но ему все было… легко.

Драконус хмыкнул. — И это тебя сердит, капитан?

— Да, владыка — то, что мне так и не удалось испытать его всерьез. Я проводил с ним не так много времени, как хотелось бы, и понимаю, что нужно еще оттачивать мастерство. Но для молодого мечника он производит впечатление.

Наконец господин поднял глаза. — Да неужели? — Он распрямил спину, отталкивая тарелку с остатками пищи и корками. — Найди ему достойный меч, какую-нибудь легкую кольчугу, перчатки, наручи, поножи. И шлем. Отдай приказание в конюшни подготовить крепкого коня — знаю, его еще не учили править боевым скакуном, так что пусть зверь будет смирного нрава.

Айвис моргнул. — Лорд, любой конь злобится под неопытным седоком.

Словно не слыша, Драконус продолжал: — Думаю, лучше кобылу, молодую, готовую обратить глаз и ухо на Калараса.

«Готовую? Скорее они его боятся».

Может быть, мысли Айвиса были ясны по лицу? Господин улыбнулся. — Думаешь, я не способен удержать своего скакуна? О, и запасного. Из рабочих. Мерина.

«Ага, не для возвращения в Харкенас» . — Лорд, это будет долгое путешествие?

Драконус встал. Только теперь Айвис заметил тени под его глазами. — Да. — И еще прибавил, словно в ответ на неслышимый вопрос: — В этот раз я поеду с сыном.

Обида тянула его в коридор, ведущий к Палате Кампаний. Аратан знал ее только по названию: ни разу он не решился заглянуть в любимый зал отца. Он заупрямился, налегая на руку сестры.

Та обернулась, темнея лицом — и тут же расслабилась, отпустив его ладонь. — Ты как осенний заяц. Думаешь, ему такого хочется увидеть?

— Не знаю, чего он хочет увидеть, — ответил Аратан. — Откуда мне?

— Видел, как уходил Когтелицый Айвис? Он был чуть впереди — там, в проходе к двору. Он рассказал о тебе. Они говорили о тебе. И теперь отец ждет. Чтобы увидеть самому.

— Когтелицый?

— Из-за его шрамов…

— Это не шрамы, — сказал Аратан, — а лишь возраст. Айвис Йертхаст сражался на Форулканской войне. Они голодали при отступлении — все они. Вот откуда эти морщины на лице.

Она смотрела на него как на умалишенного. — Как думаешь, Аратан, что случится?

— Когда?

— Если он не увидит того, чего хочет увидеть.

Аратан пожал плечами. Так близко к отцу — тридцать шагов по широкому коридору и в дверь — а он ничего не чувствует. Воздух все тот же, словно сила стала иллюзией. Мысль заставила его вздрогнуть, но Аратан не желал прослеживать ее. Не сейчас. Не время понимать, куда она ведет…

— Он убьет тебя, — сказала Обида.

Он всмотрелся ей в лицо, уловив отблеск удивления и слабейший намек на насмешку. — Имена не должны быть проклятиями, — сказал он.

Девушка указала на коридор: — Он ждет. Похоже, нам тебя больше не увидать, разве что за кухней — там, куда выбрасывают очищенные кости и кишки. Твои ошметки будут на Вороньем Кургане. Я сохраню клок волос. Завяжу в узелок. И даже кровь не смою.

Она толкнула его и убежала.

«Когтелицый — злое имя. Интересно, как они зовут меня?»

Он устремил взор на далекую дверь и двинулся туда. Шаги отдавались эхом. Отец его убивать не станет. Мог бы сделать так давным-давно, и нет причины делать это сейчас. Слабости Аратана не бросают малейшей тени на его отца. Сагандер говорил так снова и снова. Тень не падает, ибо свет солнца, пусть бледный и дымный, никогда не раскрывает связующих нитей крови, и там, где свет, никто не станет утверждать иначе.

Дойдя до двери, он помялся, вытирая пальцы досуха, и стукнул железной петлей под замком. Слабо слышимый голос пригласил войти. Удивляясь отсутствию страха, Аратан открыл дверь и ступил в палату.

Тяжелый запах ланолина поразил его первым делом, а потом свет, острый и яркий — из восточного окна, на котором открыли ставни. Воздух был еще холодным, но наступивший день быстро согревал его. Остатки завтрака на огромном столе напомнили, что он еще не ел. Найдя наконец взглядом отца, он встретил ответный, пристальный взор темных глаз.

— Возможно, — начал Драконус, — ты думаешь, что был для нее нежеланным. Ты прожил годы, не получая ответов на вопросы — но за это я извиняться не стану. Она знала, что ее выбор тебя ранит. Можно сказать, она и сама была ранена. Надеюсь, однажды ты все поймешь и даже найдешь в сердце силу ее простить.

Аратан не ответил, потому что не мог ничего сообразить. Он смотрел, как отец встает из кресла, и только теперь — так близко — сумел Аратан ощутить исходящую от Драконуса силу. Он был и высоким и грузным, с мышцами воина, но прежде всего впечатляла его величественная грация.