В московских дворах Захарий ориентировался не хуже, чем в ленинградских. Скорее всего, его вело не знание пути, а какой-то дикий инстинкт, или он, как всякий житель страны советов, постиг внутренние закономерности проходняков и нелегальных путей. До вокзала они всего два раза пересекли крупные магистрали, полные милиции и бронированных машин. Исчезновение из мавзолея наделало в городе переполох. Однако им повезло – их ни разу не задержали по пути, хотя обалдевший от безнадежности Захарий, посвистывая, нагло пер прямо на представителей закона, так что тем приходилось сторониться. По пути злоумышленники не разговаривали, только у самого вокзала Захарий остановился, повернул ко всем бледное лицо с выпученными глазами.
– Не дрейфить, – сказал он и тряхнул тело спящего.
Они заняли купе, припрятали Ильича под сидение, расселись по местам и дожидались отправления безмолвно и не двигаясь. Когда поезд тронулся, уже протрезвевший Алексей вздохнул.
– Ну слава тебе… – он хотел продолжить, но прервался и, пугливо посмотрев на сидение напротив, оставил фразу без окончательного смысла. Словно испугавшись, что из-под сидения выскочит воинственный безбожник и сделает ему нехорошо.
Перестук колес утешал переволновавшихся злоумышленников. Когда за окном замелькали пригородные усадьбы, Николай совсем успокоился и, задумчиво глядя в окно, (хотя он никогда не испытывал к Ленину теплых чувств), почему-то ощутил гордость от того, что он, в прошлом никому не известный писатель, везет в колыбель революции вождя мирового пролетариата. Но вдруг в его невыспавшемся мозгу завелось сомнение, он даже причмокнул огорченно. А вдруг Ильича там, под ним, нету. Вдруг его, сладко спящего летаргическим сном, впопыхах забыли завернуть в ковер, и ковер пуст. Пот прошиб Николая. Он хотел предложить своим товарищам рассмотреть драгоценный груз и удостовериться в его целости. Но тут поезд на полном ходу резко дернулся, потом дернулся снова, снова и снова… Нет. Это дергался уже не поезд, а сидение под Николаем. Изнутри кто-то стучал, лупил, бился о крышку всем телом. Карлик уже вскочил и в испуге плюхнулся на противоположное сидение между Эсстерлисом и Алексеем. Но Николай в ужасе все еще продолжал сидеть, не пуская того, кто рвался на волю. Удары становились сильнее, Николай уже знал, что не удержится. Тогда он, подскакивая от ударов, выбрался из-за стола и вдруг рывком соскочил с сидения, под зад его больно ударила открывшаяся крышка… Николай повалился на друзей. Когда он в ужасе обернулся, то увидел, как из-под сидения с криком: "Вся власть советам!!" выскочил невысокий бородатый и лысый человек с толстым бревном в руках. Он воинственно махнул им перед лицами остолбеневших злоумышленников и выбежал из купе.
– Сам проснулся!! За ним!! – возопил Захарий, и все, кроме Николая, толкаясь, выбежали вслед за человеком с бревном.
Некоторое время Николай видел их в окно ловящими Ильича по платформе. Но он не давался, маша своим орудием направо и налево, сокрушая телеграфные столбы, водосточные трубы, стены, леса, дома и фабрики, города…
Поезд дернулся, остановился. Николай вздрогнул и осмотрелся. Карлик Захарий спал напротив, свернувшись крохотным калачиком, подложив грязный кулачок под щеку; над ним на верхней полке похрапывал Эсстерлис.
Увидев спящих, Николай снял куртку, скомкал хорошенько, подложил ее вместо подушки, улегся и уснул, окончательно выбросив из головы мысль о лежащем под ним вожде.
Сон был глубоким, без сновидений. Когда Николай проснулся, пассажиры купе бодрствовали.
– О! Колян проснулся. А мы только чай пить начали.
За окном моросил дождь, и лачуги пригородных жителей, изредка мелькавшие за окном, виделись совсем рассыпающимися, ремонту не подлежащими.
Чай был еще горячим, Николай выпил стакан с куском хлеба молча. Настроение после сна было мерзопакостное, разговаривать ни с кем не хотелось. Сейчас, когда события дня отошли на задний план, уже как-то не верилось во всю эту историю со спящим Ильичом. Все это представлялось малореальным. Он даже стал думать, что ничего этого не было, потому что не могло быть. Да, конечно, как возможно украсть Ленина из мавзолея? Ведь там охрана. Чушь! Наверное, приснилось. Бывает же такое…
– Может, достанем к обеду, – подавился от смеха Захарий, ставя стакан на столик и кивая на сидение под Николаем. – Как нормальные египтяне пообедаем. Вот ты, Леха, научный сотрудник смерти. Разъясни нам, когда человек труп, а когда еще не труп.
– Труп – понятие довольно субъективное, – глубокомысленно начал Алексей. – Труп, например, не имеет биополя, но это не показатель. Как известно, труп бездушен…
– Пойду в писсуар, – угрюмый Казимир Платоныч поднялся. – От ваших разговоров живот скрутило.
– Ты гляди, поаккуратнее там, – предостерег Захарий. – Смотри, бандюгам этим не давайся… Провожу тебя лучше, – он встал. – И на кой ты им сдался?
– Сиди, Захарий. Терпеть не могу, когда за дверью стоят.
После ухода Эсстерлиса Захарий сел и принялся ковырять спичкой в зубах.