Квадратное время

Я же в этот момент замер в ступоре. Наверно, во всем мире не найти человека, менее подходящего на роль дамского угодника. Низкий, толстый, начавший лысеть очкарик, с короткой шеей и смешным носом уточкой над широкими, чуть припухлыми губами, вдобавок одет вызывающе серо и не модно. С такой внешностью, да в постели к дамам высшего советского света?! Он еще пьет сам с собой — на столе среди остатков еды я приметил сильно початую бутылку госспиртовской "Английской горькой".

Не знаю, как писатель истолковал мое замешательство, вероятно, списал на смущение молодого парня из провинции, но разговор он поддержал в лучших британских традициях:

— Скучно сегодня, очень скучно и очень жарко, — тут Бабель перехватил мой взгляд, остановившийся на водке: — Это пустяк, знаешь ли, реальный пустяк для меня. То ли дело было… да ты наливай, дружок, не смущайся!

Он с иностранным акцентом щелкнул пальцами в воздухе, подзывая официанта:

— Еще англичанку и сервируйте молодому человеку!

— Что там у вас нынче на обед, несите все, — заторопился я вслед чересчур энергичному собеседнику, испугавшись остаться наедине с хрусталем рюмки.

— Сей момент-с, — донеслось из-за стойки.

— На чем мы с вами остановились? — Айзек стянул очки и начал их аккуратно протирать вытащенным из кармана платком. — Понимаешь, — он доверительно понизил тон, — самое сложное это начинать беседу с незнакомым человеком. Ни малейшего понимания, что ему интересно, а что вызовет раздражение и гнев. Заведешь разговор про девок, а он оказывается женат и души не чает в супруге. Распишешь вегетарианцу вкус жареного в яблоках гуся или предложишь отведать старого Фин-Шампань тому, кто в строгой завязке. А то еще хуже, про храм обмолвишься, когда собеседник магометянин.

— Типа, не говори о веревке в доме повешенного? — попробовал сострить я.

— Именно! — с наигранным энтузиазмом Бабель подхватил заезженную шутку. — Так вот, у меня таки все просто, писатель я буду. Ну, в журналы там статейки кропаю или еще где платят. Мое дело простое, знай себе, скреби карандашиком по белому листу, черкай да переписывай.

Мимикой я старательно изобразил недоверие к прибедняющейся знаменитости, но ломать игру не стал. Все равно вопросы будут, так лучше заранее, на трезвую голову выдать частичку вызубренной в деталях легенды. Заодно и проверить слабые места можно без особого риска, с таким-то гандикапом по части употребления "очищенного вина".

— Со мной вообще неинтересно, — я деланно развел руками. — В детстве бегал в школу да на запруду с дружками в маленькой деревушке с аппетитным названием Пироги. Батя там фельдшером работал, а мать и не помню толком, померла она, когда братика рожала. Потом, уж когда война началась, отцу службу предложили в Кременчугском лазарете, мы туда и переехали, пошел в Александровское реальное, на основное отделение.[79] Дальше замятня пошла в полный рост, сперва трамвай ходить перестал, а там то немцы, то петлюровцы, то деникинцы. Еще товарищ Сталин приезжал как-то с делегатами конгресса интернационала, но трамвай все равно не починили. В двадцатом, как раз за пару лет до выпуска, нас переименовали в ФЗУ, так я стал слесарем-электриком. Поработал учеником в вагоноремонтных мастерских два года, интересно было, и место пророчили, да ушел на трикотажку, уж на полную ставку, деньги шибко нужны были. В те года батя здоровьем резко сдал, уволили его с водолечебницы имени Дзержинского. А как он помер… — я со всем возможным правдоподобием шмыгнул носом, — подался к тетке в Одессу, там ее муж, непач из видных, меня живо к приятелю на жестяно-баночный завод определил.

За время рассказа Бабель успел изрядно поскучнеть, верно из-за полного отсутствия всяких следов героики в моей рабочей биографии; специфика электромонтажного ремесла его явно не прельщала. Однако noblesse oblige — радушную улыбку он сохранил, рюмки наполнил и в первую же паузу поднял тост:

— Ну, со знакомством.

— С удовольствием! — торопливо поддержал я.

Но сразу после прокатившегося в сторону желудка пойла решил все же добить собеседника жизненной рутиной:

— Вот под Рождество взбрела дядьке блажь, говорит, дам я денег на учебу в самой Москве тебе и свояку, у того как раз жена от чахотки померла в прошлом году, хорошо хоть детей прижить не успели. Но с условием, чтоб годков через пять непременно вернулись помогать в артели. Проводил нас по высшему разряду, соседи, поди ка, год судачить будут. Да и с собой кое-что подкинул от щедрот…

— Прямо таки вернулись? — мигом ухватился за нестыковку Айзек.

— Да откупился он от нас просто, — не стал запираться я. — Хотел просто так спровадить куда подальше, но тетка не дала, добрейшей она души человек.