Квадратный корень из лета

Томас неправильно истолковал мое молчание и шутливо пихнул в бок.

– Извини, – сказал он. – Ты вечно читаешь что-то запредельно умное с устрашающими названиями, но, честно говоря, я завидую твоей домашне-рабочей этике, при моем-то разгильдяйском отношении к труду. – Он невесело усмехнулся, давая понять, что здесь лишь доля шутки. Наверное, ему так отец выговаривал.

– Ты много работаешь, – возразила я. – Очень много. В «Книжном амбаре» ты единственный, кто заносит в комп выручку. Ты каждый день готовишь нам завтрак…

Без предупреждения Томас со скрипом отъехал на стуле (чего не выносит Нед), вскочил и метнулся в кладовую. Он появился оттуда нагруженный до подбородка и принялся швырять ингредиенты на стол, как в первый вечер. Розовая вода, сахар, несоленое масло и пакетики фисташек.

– Забудь пирог для Соф, – сказал он. – Давай сделаем на завтрак пахлаву. Тебе не нужно писать проект, стало быть… поможешь мне, а?

Вторая попытка. Вселенная дает мне еще один шанс. Она хочет, чтобы я дерзнула. Она хочет, чтобы я ответила: «Да».

Хлопоты с выпечкой оказались неожиданно легкими – либо Томас был хорошим учителем. Через несколько минут мы бок о бок стояли у плиты. Мне поручили задачу для дурака – растопить сливочное масло, а Томас делал что-то ультрамудреное с сахаром и розовой водой. В голове у меня крутилось: «Вот как должно быть. Вот как должно было быть всю мою жизнь».

– Покупное? – с притворным ужасом воскликнула я, когда Томас вскрыл замороженное слоеное тесто.

– Тихо ты, – он подтолкнул меня локтем в бок.

Он начал выкладывать пласты теста в форму для выпекания, велев мне взять кисточку и промазать тесто моим растопленным маслом, и укоризненно цокнул языком, когда я мазнула его по руке.

– Перестань. А теперь посыпь фисташками… О нет… Ну что ж, кучей тоже хорошо. Пожалуй, это можно назвать пахлавой по-крестьянски. Тройка по рисованию, говоришь?

Я стащила фисташку. Томас шлепнул меня по руке.

– Ты вот что, – сказал он. – Я буду готовить, а ты рассказывай мне о путешествиях во времени.

Я чуть не подавилась фисташкой, которую уже разжевала. Не то чтобы я забыла – скорее рассеянно выбросила, как старый носок, знание о том, что я путешествовала во времени. Но Вселенная сама изогнулась, чтобы восстановить должный порядок, и на миг мне показалось, что Томас это понял.

– Я про твой проект на дополнительную оценку, – приподнял он бровь. Я задумалась, куда заведет меня эссе для миз Эдеванми. Далеко от Холкси, сказала она. И далеко от Томаса. – Там про путешествия во времени, правильно? Только про математику мне попонятнее – мы говорим про вперед или назад?

– И так, и этак, вообще-то, – ответила я, стащив еще орешек.

– Объясни поподробнее.

– Ну ладно. Если бы мы с тобой вернулись в какой-то момент прошлого, ну, хотя бы в…

– На одиннадцать лет назад, в то лето, когда меня выперли с ярмарки, – перебил Томас. – А что? Я до сих пор возмущен! Те свиньи молили о свободе.

Я засмеялась. Шестнадцать разбежавшихся свиней ловили Грей и отец Томаса, а сам Томас радостно смотрел на это из-под лотка с пирожными и тортами.

– Отлично. Пишем уравнение, куда вводим тебя, меня и наши координаты. Нам нужна мощность, как у десяти звезд, с ее помощью мы откроем трубу Красникова… – Я взглянула на Томаса, проверяя, слушает ли он. – Иначе говоря, мы печем вафельные трубочки канноли. Один конец – настоящее, и мы идем через него до другого конца – в прошлое.

– Го, это я понял, – мягко произнес Томас. – Я понимаю слово «труба».

Я покраснела.

– Значит, проходим через трубу, тоннель, канноли, что угодно – и, гм, вот и все. Математически это довольно сложно, но речь идет о том, как проделать тоннель в пространстве-времени.

– Два вопроса, – сказал Томас, беря нож и начиная резать пахлаву на маленькие ромбики. Я ждала, что нож вильнет, но так и не дождалась. – Что происходит, когда мы натыкаемся на себя в прошлом – «Застрели нас обоих, Спок!», помнишь? И ты не могла бы подать кастрюлю? Это не второй вопрос.

Я подала кастрюлю, заглянув в нее. Сахар растаял, превратившись в розовый сироп, который Томас принялся ровно выливать на слои пахлавы.

– Ты не можешь встретиться с собой в прошлом, – сказала я.

Томас поднял бровь.

– Точно?

– Я-а, из-за космической цензуры.

– Давай каждый раз, когда ты переходишь на научный язык, я таращу глаза, пока ты не объяснишь, о’кей?

– Ха-ха. У космоса свои законы. Если ты подойдешь настолько близко, чтобы заглянуть в черную дыру, тебя затянет. Вселенная хранит там свои секреты. Когда ты вернешься, шестилетнего тебя временно не будет существовать – Вселенная спрячет тебя в небольшой петле времени, пока не станет безопасно тебя выпустить. Вроде мини-канноли.

– А иначе – большой бабах?

– Остаться может только один, – подтвердила я.

– Хм. – Томас глядел на меня так, будто старался навсегда запомнить мое лицо. – Интересно.

Я подавила желание подкрепить свой научный авторитет, сказав: «Вот меня здесь сейчас не две, например». Вместо этого я окунула палец в сироп и начертила на столе липкую диаграмму: