Квадратный корень из лета

Дневники, может, и направляли меня сначала, но теперь это закончилось. Законы пространства-времени не действуют – я никуда не могу попасть. Похороны. Больница. Вселенная вот-вот покажет мне все, что я не хочу видеть.

И я знаю, чем все закончится, если это не остановить. Вечеринкой Неда, тоннелем во времени и смертью Грея.

Я в третий раз написала список всех временных тоннелей, но сейчас я признала то, что случилось на самом деле.

1. В комнате Грея, когда я оказалась наедине с Джейсоном впервые после того, как он меня бросил.

2. Возле «Книжного амбара», когда я зашла туда впервые после смерти Грея.

3. В кресле Грея, когда я свалилась с велосипеда: мне было больно и очень не хватало деда.

4. В библиотеке, когда я увидела запись в дневнике Грея о моих отношениях с Джейсоном. Дед назвал это любовью.

5. На пляже, когда Джейсон говорил со всеми, кроме меня, будто я не существую.

6. С Джейсоном, когда я решила, что он никогда меня не любил.

7. На канале, после ссоры с Соф.

И…

8. В саду, когда я солгала Томасу, сказав, что еще не влюблялась.

Как же я раньше не сообразила! Вельтшмерцианово исключение! Weltschmerz по-немецки – меланхолия, а еще это слово часто переводится как «мировая скорбь».

На простейшем уровне тоннели – это машины времени, работающие на темной материи и отрицательной энергии. А что может быть мрачнее разбитого сердца? Отсюда теория: двойной удар из-за Джейсона и Грея потряс меня настолько, что время сломалось и правила перестали действовать.

Каждый раз тоннель во времени открывался, когда мне было грустно, или я злилась, или скорбела, или переживала потерю. Или лгала.

Вот в чем заключается принцип Готти Г. Оппенгеймер. Частицы, фракталы и дневники Грея ни при чем. Все дело во мне и моем поведении в тот день, когда умер Грей. Я плохой человек. А временнóй тоннель, в котором я застряла, – мое наказание.

Хотелось опустить голову на все эти дневники и заснуть, а проснувшись, оказаться в нормальном мире. Рассказать Томасу все как есть и посмотреть, что будет. Но единственный способ туда попасть – что-то для этого сделать. Через силу взяв одну из своих тетрадей, я начала ее листать. В третий (сотый) раз это отвал башки.

Первое, что мне попалось, – диаграмма, распечатанная в библиотеке несколько недель назад.

Метрика Шварцвальд. Если находиться от нее за миллиард световых лет, черная дыра Шварцвальд выглядит как тоннель во времени, каковым и является.

Она не переключает телеканал на другой вариант реальности и не показывает то, что уже произошло. Если вы найдете способ удерживать тоннель открытым и не допустить гравитационного коллапса, вы сможете пройти сквозь него.

А удерживать его от коллапса можно экзотической темной материей – вроде как сунуть ногу в дверь. Если протиснешься туда, придется идти сквозь мрак.

Я спохватилась, что вожу пальцами по диаграмме. Через дверь. Как бы опасно это ни было, я отправлюсь туда немедленно. Потому что смотрите, где я оказалась, – под ливнем, которого не должно быть. Это не может быть реальностью, лето не должно быть таким – без Томаса. Судьба. При мысли о том, что я могу его больше не увидеть, мне стало физически больно от одиночества.

Едва я заплакала, дождь прекратился. Грохот струй по крыше, завывание ветра – все пропало. Слишком внезапно, чтобы это было совпадением. Вытерев нос тыльной стороной руки, я села, напрягшись.

По контуру двери в комнату пробивался свет. Сквозь маленькое волнистое стекло в двери тоже протянулись лучи. Я выключила лампу, и комната погрузилась во мрак: в этой реальности на потолке не было Томасовых звезд. Но за дверью свет. Сердце сильно бьется, но шестое чувство подсказывает, что опасности нет.

Я неслышно встала с кровати и на цыпочках подошла к порогу. Я немного опасалась этого тоннеля, поэтому вместо того чтобы распахнуть дверь, я опустилась на колени. Но в замочную скважину я увидела на сад, а… кухню.

Что за scheisse?

Я оглянулась, потрогала половицы рукой. Да, это определенно моя комната. Я снова повернулась к двери и поглядела в замочную скважину. Кухня. Свет горит, на подоконнике съедобная зелень, на холодильнике магниты. А вот и Томас выходит из кладовой и направляется к плите, и я вскакиваю на ноги и рву на себя дверь, и, Gott sei Dank[26], кричу ему:

– Томас!