Квадратный метр неба

Извилистые каналы, окружённые гениальной архитектурой, очаровательные узкие улочки, неповторимая игра солнца на воде, — всё, что находилось в этом городе было пропитано сказочной атмосферой. Внимание Ассоль цеплялось за каждую арку, мостик, за каждую мимопроходящую гондолу. Верно подметил Гоголь, сказав, что архитектура — тоже летопись мира: она говорит тогда, когда уже молчат и песни, и предания.

В одно мгновение на Ассоль обрушилась студенческая романтика, нежное и трепетное отношение к каждой секунде. И если изначально в ней боролись два желания — ехать или нет, то сейчас второй вариант казался абсурдно-смешным и непонятным.

Питер же находился в подвешенном состоянии, вызванным меланхолией. И её истинная причина была укрыта от него затуманенными мыслями, и он чувствовал, как они постепенно поглощала его сознание. Необъяснимая пелена восхищения городом, которая окутывает каждого приезжего, была неспособна окутать пустоту, вращающуюся около Питера. Он украдкой смотрел на Ассоль, ощущал её детскую радость и краешком своего сознания понимал, что спасение где-то рядом…

Квартира находилось на третьем этаже старинного дома, в котором несколько веков назад жили преуспевающие купцы. Длинный коридор, ретро-мебель по всей квартире, не считая некоторых современных элементов, без которых в нынешнее время не обойтись. Двухкомнатная квартира имела каменные полы, но самой главной её особенностью был вид из окна гостиной — базилика Сан-Марко во всей своей византийской красе и его стометровая кампанила; главная городская площадь Венеции, впитавшая мощь истории; небезызвестный дворец дожей — главенствующее здание итальянской готики. Картину завершал безмятежный венецианский залив с плывущими по нём многочисленными судами,

Ассоль, полностью поглощённая заоконной красотой, чуть ли не испугалась, когда к ней сзади подошёл Питер и предложил шампанское. Глядя, как он медленно наполняет бокалы пузырчатой золотой жидкостью, девушка ощутила прилив всевозможных положительных эмоций, которые с каждой секундой усиливались, умножались и переплетались друг с другом, образуя сгусток кристально чистой энергии.

— Пит… — начала она. — Знаешь…

— Знаю, — перебил он её и протянул бокал, — давай за это и выпьем.

V

Следующий день для Питера и Ассоль оказался сплошной прогулкой по городу. Они посетили множество музеев и дворцов, свидетельствующих о духе величия Венеции. Ка-Реццонико, Ка-Пезаро, библиотека Марчиана, Ка-д’Оро… Каждое из строений не только шедевром мировой культуры, но и хранило в себе особенные и уникальные произведения искусства. Завершающая ознакомительная поездка на гондоле по Гранд-каналу (главной артерии города) была пропитана сладкой грустью: никто друг другу ничего не мог сказать, хотя и хотел. Путь был наполнен венецианскими лодками, словно плавунцами, скользящими по реке, вдоль которого простирались исключительные образцы архитектуры, захватывающие дыхания у любого проезжающего, даже если он проживал в этом городе на воде постоянно. Ассоль будто не хватало воздуха, так жадно она поглощала всё новоувиденное, детское восхищение царило в её глазах. Питер же по большей части наблюдал за девушкой, её эмоции передавались ему, он магическим образом смог увидеть в настоящий момент времени мир глазами Ассоль, прекрасный, очаровательный мир.

После насыщенного дня Питер пригласил Ассоль подкрепиться в маленьком, но уютном ресторанчике, находившимся на окраине города. Он часто захаживал сюда, когда приезжал отдыхать в Венецию, и его знал весь персонал, ведь чаевые, которые он им оставлял, иногда в несколько раз превышали стоимость заказа (Питер взял себе за правило оставлять чаевые любезным и приятным людям, даже если его заказ состоял из питьевой воды). Кроме того, особенностью этого заведения был небольшой внутренний сад, состоящий в основном из декоративных яблонь, карликовых хвойных пород и цветов, что по-большому счёту является редкостью для этого города. Сам ресторан был оформлен достаточно посредственно: восемь изношенных деревянных столиков на всё заведение (три из которых находились на улице), на стенах внутри заведения висели репродукции картин Клода Моне, Огюста Ренуара, Эдгара Дега, Поль Гогена, Федерико Дзандоменеги и других не менее известных импрессионистов, остальные же декоративные элементы у гостей не вызывали абсолютно никакого интереса. Но сама заурядность оформления создавала тоскливую и в то же время приятную атмосферу, которая притягивала немногочисленный, но преданный круг посетителей.

Они сели за стол, расположенный на улице под навесом, хотя погода оставляла желать лучшего: моросил дождь и местами задувал не столь холодный, сколько противный ветер. Спустя десять секунд к столику успел подойти лично хозяин заведения: элегантный мужчина в возрасте, с особой важностью каждый раз заявлябщий, что он — гондольер. Ассоль не сразу восприняла его всерьёз и во время уточнения заказа всегда хихикала, словно в неё вселилась десятилетняя девочка.