Квадробер в законе

– Леха... – его голос в рации звучал неожиданно твердо для человека с ножом в спине. – Похоже, нас... – треск помех оборвал фразу, оставив в воздухе привкус недосказанности.

Хуолинен, стоявший на небольшом возвышении между двумя старыми склепами, ударил в бубен с такой силой, что капли дождя, казалось, застыли в воздухе. Его длинные седые волосы развевались на ветру, а в глазах плясало нездоровое пламя. Шаман выглядел как дирижер безумного оркестра, и его «музыканты» – все эти волки, медведи и прочие твари – замерли по его команде, а потом синхронно повернули морды в нашу сторону.

– Отличное начало представления, – пробормотал я, чувствуя, как внутренний зверь беспокойно ворочается где-то в груди. – Алина, держи правый...

Договорить не успел – стая атаковала с флангов одновременно. Алина, ее рыжие волосы казались темным пламенем в белых вспышках молний, успела снять троих. Ее движения были отточены до автоматизма – разворот, бросок фаербола, перекат. Но даже ее реакции не хватило, когда огромный черный волк прыгнул сзади. Звук рвущейся плоти перекрыл даже грохот грома.

Хмырь, наш призрачный специалист по невозможным проникновениям, метнулся на помощь, но шаман что-то выкрикнул на своем древнем наречии. Синеватая волна силы ударила Хмыря в грудь, отбросив к стене склепа. Даже сквозь дождь было видно, как его полупрозрачная форма подернулась странной дымкой.

Костолом наблюдал за происходящим с видом ресторанного критика, оценивающего особенно изысканное блюдо. Его массивная фигура возвышалась над могилами как памятник криминальному успеху, а в глазах плясали отблески молний.

– Знаешь что, Леха, – в его голосе сквозило плохо скрываемое удовольствие, – всегда интересно было посмотреть, как легенда питерского криминала выкрутится из безвыходной ситуации.

Я огляделся, оценивая обстановку. Картина была, мягко говоря, не радужная. Хмырь неподвижно лежал у растрескавшегося склепа, окутанный странным туманом. Алина, прижимая руку к рваной ране на боку, пыталась отползти за ближайшее надгробие – ее лицо побелело от потери крови, но в глазах все еще горел боевой огонь. Дед... старый служака все еще держался на ногах, опираясь на трость, но кровь, стекающая по рукоятке, говорила сама за себя.

А вокруг смыкалось кольцо оскаленных пастей и горящих глаз. Хуолинен, его ритуальное одеяние промокло от дождя, но сам он, казалось, этого не замечал, явно готовил какой-то особенно эффектный финал.

Внутри поднималась волна холодной, древней ярости. Той самой, что заставляла наших предков выживать в самых безнадежных ситуациях. И где-то на краю сознания мелькнула мысль: «Кажется, пора показать им, почему именно кошки считаются хозяевами ночи».

Кольцо окружения сжималось. Под проливным дождем оскаленные морды призванных тварей казались масками из особо жуткого кошмара. «Волки» методично занимали позиции за надгробиями, беря нас в прицел. Ситуация складывалась... скажем так, не самая располагающая к оптимизму.

Я успел добраться до деда как раз вовремя – его колени подогнулись, и он начал оседать на мокрую землю. Подхватил старика, прислонил к холодному камню склепа. Дождь смывал кровь с его кителя, но рана была слишком серьезной.

– Леха, – его голос звучал тихо, но твердо, – возьми... – дрожащие пальцы нащупали что-то на груди. – Это из Порт-Артура... Мы тогда... – он закашлялся, но договорил: – Береги ее.

Старый медный амулет, потемневший от времени, лег в мою ладонь. Дед слабо улыбнулся:

– Жаль... не успел рассказать... про тот случай с адмиралом Макаровым...

Его голова откинулась назад, а по лицу все еще блуждала легкая улыбка, словно он наконец-то вспомнил конец какой-то особенно хорошей истории.

Справа донесся стон – Алина, привалившись к покосившемуся кресту, пыталась перезарядить пистолет, но руки уже не слушались. Ее обычно огненно-рыжие волосы потемнели от дождя и крови. Хмырь так и лежал без движения у склепа, окутанный странным туманом.

Костолом шагнул вперед, его тяжелые армейские ботинки с хлюпающим звуком погружались в размокшую землю. В свете очередной молнии его массивная фигура отбросила гротескную тень на ближайший склеп. Тактический жилет, усеянный подсумками с запасными магазинами, поблескивал от дождя. Шрам на правой щеке, память о какой-то давней разборке, побелел от напряжения. Он передернул затвор своего любимого "Бенелли" – дорогой образец итальянского оружейного искусства с индивидуальной гравировкой на прикладе:

– Ну что, Леха, – его низкий, хриплый голос, привыкший отдавать приказы об убийствах, перекрыл даже шум дождя, – похоже, сказочке конец. И, как водится, не самый счастливый.