Читаем «Квакаем, квакаем…»: предисловия, послесловия, интервью полностью

А в США я прожил 24 года и преподавал литературу в университете Джорджа Мейсена под Вашингтоном. Должен сказать, я благодарю небо, что попал в американский университет. Во-первых, я мог неплохо зарабатывать, а во-вторых, я оказался в прекрасном обществе. У меня была мастерская, куда приходили молодые ребята, изучающие литературу, в том числе и русскую. Они что-то сами писали, а потом мы разбирали всякие темы. Были среди них и такие, кто уже успел пробиться, их печатали. Я им рассказывал про теорию романа, про ОПОЯЗ, про теорию остранения и замедления Шкловского — им же ничего этого не преподают! Они понимают, как это важно, что нужно «хватать» и начинают «хватать»! Хотя, с другой стороны, в Америке уже давно изучают Бахтина — «раблезианские» вещи и книгу о Достоевском. Они гораздо раньше нас стали его печатать и объявили гением. У американских студентов я вижу один существенный недостаток: когда они работают над романом, они в первую очередь думают о том, как продать свою1 задумку киноагентам. Вот за это я их всегда ругал. Я обожаю американские университеты, это просто Парфенон. И так же сильно я ненавижу американский книжный бизнес.


— В Америке Вы ощущали себя знаменитостью?


— Как ни странно, я всегда чувствовал, что все меня знают — и издатели, и многие писатели. Но в то же время я никогда не мог сделать там бестселлера, но я и не старался. В Америке меня издавали не из соображений больших денег, а из соображений престижа. Но до поры до времени… Я печатался в одном из самых известных издательств — в Random House. Но их купил немецкий издательский дом Bertelsmann, с потрохами купил, как говорится. Я тогда спросил своего издателя: «Это конец?», но он меня уверял, что ничего не изменится в наших отношениях, что это всего лишь финансовая перестройка. Но со временем новые управленцы выгнали всех писателей вроде меня — анархических, которые не хотели подделываться под коммерческие интересы. Я очень был зол и сказал: «Да пошли вы все! Я из России уехал, чтобы спасти свои романы!» Мы порвали отношения, и я уехал из Америки.


— Не жалеете?


— Нет, у меня сейчас в России все издают. Нет никакой цензуры, а там — жесткая коммерческая цензура. Я стал писать больше романов — в последние годы у меня вышло пять новых произведений. Вот сейчас сажусь за очередной. Хочу написать свой «Амаркорд» — о детстве, о войне, о том, как мы умирали с голоду. Я считаю, что от голодной смерти в войну нас спас только ленд-лиз. И хотя пока у меня нет точно выстроенной композиции, я уже знаю, что действие будет разворачиваться в 40-е годы и будет карнавальная среда, как у Феллини.


— Современная литература вас интересует?


— Молодость моего поколения совпала с «оттепелью», нам повезло. Мы ощущали поэтическую лихорадку, массу вдохновения, движение, ренессанс. А сейчас ничего такого, как ни странно, я не наблюдаю. Нынешнее поколение само себя сует носом в дерьмо. В начале 50-х мы говорили друг другу: «Старик — ты гений!» А сейчас они, наоборот, копают друг под друга. Однако фаза чернухи оказалась не волнующим этапом. Этот период уже закончился, а другой так и не пришел.


— Но вы следите за литературным процессом?


— Два с половиной года назад я был председателем жюри Русского Буккера и за год прочитал 68 романов. Были там интересные работы, которые я не мог протащить через жюри. Мне казалось, что это прямо-таки заговор против меня. Жюри было косное, их невозможно было ни в чем переубедить. С нахальными улыбками, глядя на меня, они как бы говорили: «А вот ему-то мы не дадим премию. Мы его задвинем». Да и жюри из пяти человек — это неправильно, очень мало. Так что мне не понравился роман, которому дали Буккера. Единственное, за что я благодарен, — я много прочел, так что представляю, как и о чем сегодня пишут.


— А свое творчество вы критически оцениваете?


— Мои нынешние вещи лучше, чем те, что написаны в молодые годы. «Звездный билет», «Коллеги»— безумно наивные произведения. «Ожог» — первая настоящая суровая проза с суровыми стихами. Сам я люблю «Новый сладостный стиль», но это не значит, что оно лучшее. Бывает, возьму его с полки и с удовольствием перечитываю. А вот «Коллеги» не могу, меня прямо воротит… Хотя и там было что-то хорошее: характеры героев, время чуть-чуть просвечивает…


— Довольны ли вы экранизацией своих произведений?


— Сериал «Московская сага», честно говоря, разочаровал. В нем не использован весь потенциал романа, и сериал не стал хитом. Была масса попыток экранизировать «Остров Крым», но так и не случилось пока. Недавно мне звонил Василий Ливанов (один из исполнителей главной роли в фильме «Коллеги»). Сказал, что его заваливают письмами зрители — хотят сиквел фильма «Коллеги». Я ему ответил: «Пишите, а уж потом я пройдусь рукой мастера!»


Перейти на страницу:

Похожие книги

10 заповедей спасения России
10 заповедей спасения России

Как пишет популярный писатель и публицист Сергей Кремлев, «футурологи пытаются предвидеть будущее… Но можно ли предвидеть будущее России? То общество, в котором мы живем сегодня, не устраивает никого, кроме чиновников и кучки нуворишей. Такая Россия народу не нужна. А какая нужна?..»Ответ на этот вопрос содержится в его книге. Прежде всего, он пишет о том, какой вождь нам нужен и какую политику ему следует проводить; затем – по каким законам должна строиться наша жизнь во всех ее проявлениях: в хозяйственной, социальной, культурной сферах. Для того чтобы эти рассуждения не были голословными, автор подкрепляет их примерами из нашего прошлого, из истории России, рассказывает о базисных принципах, на которых «всегда стояла и будет стоять русская земля».Некоторые выводы С. Кремлева, возможно, покажутся читателю спорными, но они открывают широкое поле для дискуссии о будущем нашего государства.

Сергей Кремлёв , Сергей Тарасович Кремлев

Публицистика / Документальное
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?
Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?

Проблема Пёрл-Харбора — одна из самых сложных в исторической науке. Многое было сказано об этой трагедии, огромная палитра мнений окружает события шестидесятипятилетней давности. На подходах и концепциях сказывалась и логика внутриполитической Р±РѕСЂСЊР±С‹ в США, и противостояние холодной РІРѕР№РЅС‹.Но СЂРѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ публике, как любителям истории, так и большинству профессионалов, те далекие уже РѕС' нас дни и события известны больше понаслышке. Расстояние и время, отделяющие нас РѕС' затерянного на просторах РўРёС…ого океана острова Оаху, дают отечественным историкам уникальный шанс непредвзято взглянуть на проблему. Р

Михаил Александрович Маслов , Михаил Сергеевич Маслов , Сергей Леонидович Зубков

Публицистика / Военная история / История / Политика / Образование и наука / Документальное