Квантор существования

– При том. Его кровь, и гены его, – Надежда Антоновна перестала вдруг кричать. Голос ее сделался твердым, неприятно глухим и зловещим. Слезы текли по лицу, она утирала их краем пушистого, мохерового шарфа, – И ты тоже… Связалась. А с кем связалась? С уголовником. Учебу забросила. Корми тебя, а потом и передачи носи? За что мне все это?

– Он не уголовник, – сказала Маша. Ей стало на мгновение легче. Показалось вдруг, что если правильно все объяснить про Яна, про себя и их необыкновенные, нежные отношения, то мать поймет. Успокоится, убедится, что страшного не произошло, и, пусть немного попереживает и поворчит, но скоро все снова станет между ними хорошо. Или хотя бы выносимо. А главное, можно будет не таиться и ничего больше не скрывать, и сегодняшнее испытание и объяснение пойдут на пользу всем.

– Да, и кто же он такой? – в голосе матери был только чистый, отравленный ядом, выпад. Но Маша еще надеялась.

– Человек. И очень хороший. Он меня любит, я думаю, даже сильно. А я люблю его. Просто он странный немного и занятой. А то, что он старше меня, так это даже хорошо. С ним интересно, и надежно, наверное. Или лучше какой-нибудь мальчишка-студент, из которого неизвестно что еще может получиться?

– Из твоего "человека" уже получилось. Причем известно что. Невооруженным глазом видно. Всем, даже твоим подружкам, кроме тебя, – Надежда Антоновна сделала паузу, чтобы набрать побольше воздуху в грудь. Словно решалась на что-то, – В общем так, Маша. Мое условие такое: чтобы о твоем "человеке" больше не было ни слуху, ни духу. Из дома ни на шаг никуда. В университет и обратно – вместе со мной. Придется на работе договариваться, но ничего.

Маша попыталась было встрять в эту уничтожающую тираду, вставить хоть слово, но Надежда Антоновна не давала ей заговорить.

– Это еще не все. Сейчас же, немедленно, будешь просить у меня прощения. За мой позор и унижение, за то, что плюнула мне в лицо! – Голубицкая старшая опять сорвалась на крик, под конец уже не понимая, что именно она выкрикивает, – На коленях, будешь просить, прямо здесь! Твой отец, подонок, не просил, так ты будешь, за себя и за него ползать! И живо мне сюда адрес или телефон твоего хахаля, что там у него есть! Я ему все скажу! Сейчас! Немедленно! Ну?

Маша стояла в узеньком, полутемном коридоре, словно в страшном, мутном сне. Будто по ту сторону мира и добра, за гранью которых попала в нереальную злую трясину. Но единственное, что было еще доступно ее пониманию, очевидно и однозначно светило ей маяком – ни в коем случае не поддаваться и не совершать то, чего требовала от нее мать. И Маша тихо, не своим, охрипшим вдруг голосом спросила:

– А что будет, если я ничего этого не сделаю?

– Что будет? – Надежда Антоновна на секунду выпала из бушующего состояния, удивленная неожиданной репликой. Но тут же ураган забушевал с удвоенной силой, – Не сделаешь? Тогда убирайся вон из дома, к нему, в колонию, в бордель, под забор, куда угодно! Не будешь больше сидеть на моей шее, и нервы мне мотать больше не будешь! Тебе понятно?

– Мне понятно. Что же мама, тогда до свидания, – Маша, благо была одета, повернулась к двери. На мгновение замешкалась, полезла в сумку. Вытащила ключи из бокового кармашка, аккуратно положила их, не бросила, на пол. И вышла, как было предписано, вон.

Надежда Антоновна осталась одна стоять в полумраке коридора. И стояла так еще долго. И чем дальше уходило невозвратное время, тем легче становилось у нее на душе. Будто освободилась от ноши, которую несла через силу, много лет, истощив все запасы человеческой выносливости. И, когда груз был скинут, словно разогнулась и успокоилась. Возвращения можно было не опасаться. Не такой человек ее Маша, чтобы пойти на попятную, разве только она сама позовет дочь. Но не позовет, с нее хватит. Для Надежды Антоновны она все равно, что умерла. Неожиданно вдруг, старшей Голубицкой стало ясно, на сколько проще и лучше было бы для них обеих, если бы Маша не словно, а в самом деле умерла, ушла бы бесповоротно и навсегда, без соблазна возврата. Но Надежда Антоновна тут же одернула сама себя, будто захлопнула дверь перед такими мыслями. Как бог даст, так все и будет!