Хозяин в самолете первый раз на их глазах выглядел беспокойным и не в себе. Видно, в воздухе почувствовал, что и он до конца не бессмертен. Случись чего и привет, "вамп" ты там или нет, на земле, на месте происшествия по уголькам не разберут. До этого исключительно по суше и по воде передвигался. Даже до Москвы – на поезде. Не доверял адской машине. Только на Мальдивы поездом слабо, а теплоходом запаришься. Ничего, долетел, тем более, что Машке понравилось. Дергала Яна все девять часов, какое море внизу, да как солнце садится. А он ничего, поил ее шампанским. Кроме Машки никто эту гадость не пил, все больше насчет виски прохаживались. Хозяин, тот коньяк наворачивал, и надо сказать, от души. И от нервов, и отдых тоже, конечно. Прилетели, однако. Гуляли под большое декольте. А Стас, он Стас и есть, в смысле, охотник. Местной полиции "глухаря" повесил. Захотелось небелой кровушки испить. И не голодный, чтобы так уж. Туземца, все же завалил, не побрезговал. Только, куда там, его словить! Охотник с большой буквы. На акулу заблудшую досужие и списали, три дня хороводились, патрули, то, да се. Забава, да и клиент так, электрик из отельных – низовой разряд. Потом по девкам приезжим охотник пошел, для куражу, но без душегубства. Потенция – будь здоров, после дозаправки. "Стабу Стабелла". Куда же деваться – все по парам, а мадам, хвост задравши, по залетным иностранным капиталам порхает. "Хау ду ю ду" и "Авек плезир", а только распоследний из них кретин и тот допирает, что дамочка тревожная и акцент у ней подозрительный, не говоря уж о неприличных брюликах и сопровождающей гоп-компании. "Не хочу тебя.... Таня Караваева".
Машка, все же, что ни говори, а молодец. И видит, и понимает. Хорошо, когда рядом кто-то просто так вот, от балды, по доброте душевной тебя жалеет, а сам не такой. Будто индульгенцию бессрочную выдает. Иди и не греши. А и согрешишь, не убудет. Правильно Ян на ней женился. Может и хорошо, что она не с ними, что бы там "апостол" в подпол не каркал. И с хозяином у нее не на пять минут. А как Лелик родился, так его и вовсе стало не узнать. С одной стороны, клыки как у саблезубого выросли, с другой, бери голыми руками, только оттуда не каждый зайдет, пароль индивидуален. Призадумаешься и диву даешься. Теперь вроде и не "архангел" в семье старший разводящий, а гранд-маман Наталья Ивановна, она же Тата. Как гаркнет, Лелику вредно то, Лелику вредно се, в доме не курить. Так и хозяин с сигарой дальше кабинета ни-ни.
Дела, однако, призывали вернуться в реальность. И Макс оборотился. Тем паче, что дела в последнее время пошли в семье большие. Что уж там восьмикрылый Михаил Валерианович проделал с хитрозагогулистым Гимором, рядовым гражданам неизвестно. Только отныне и навек и сам и Гимор и его новые околопрокуратурные и отчасти правящие бал друзья вошли с хозяином в паритетную коалицию. Балашинский, особа битая и за века свои так и не добитая, на рожон не лез и не высовывался. Община мирно копила денежки, и столь же мирно складывала их в заграничный чулок. Как только, так сразу. Урвать, пока не дали, и на зимние квартиры в жаркие страны. Однако, пока шла масть, с отъездом не поспешали.
Наконец, магистры договорились. Макс благодушно выслушал "ЦУ", которые и так знал, испросил позволения откланяться, подхватил Сашка, и ну-у, бегом в Таткины владения! Пиво и пироги. "Архангел" и владыка престола остались в одиночестве.
– Чума на три наших дома! Когда же заживем спокойно? – Миша хлопнул себя по колену, задав вопрос чисто риторический и патетический одновременно. В последнее время "архангел" благодатно раздобрел и разнообразил речевой стиль, однако, цепкости от этого не утратил, а, пожалуй, даже и приобрел.
– Никогда. Закон отрицания отрицания. Каждое новое разрешение порождает следующее препятствие. Ты просто мало жил, – спокоен был хозяин, но так ли, как хотел показать?
– Сколько есть, все мое, – Миша не обиделся, скорее вопросил, – не нравится мне положение вещей.
– Я не могу позволить Ирене подолгу оставаться в доме, – хозяин был печален и столь же категоричен, – по крайней мере до тех пор, пока ее болезнь не пройдет.
– Она не пройдет. Гордыня – диагноз хронический. А держать в остуде опасное животное чревато.
– Миша, мальчик, я пережил много разных жизней, а видел еще больше. Если что знаешь, говори прямо, – хозяин усмехнулся, но все невесело. Худ он стал и как-то прозрачен, Миша видел и переживал. Не то чтобы болел, смешно, но истончились и без того ювелирного резца черты, словно под кожей остались одни только голые нервы. Спокойствие, шедшее раньше изнутри, утратило гармоничность. Словно железной рукой держалось у последней грани.
– Напугали ежа голой жопой! – полыхнул Миша. Хозяин улыбнулся еще печальней. Что же, не у него одного нервы. Да разве ж Миша о себе! – Чего скрывать, если ничего толком не известно. Не нравится мне все это. Да!